Дом моего детства

Послевоенный Воронеж. Почти все дома разрушены, остались только стены. Но среди этих стен уже ходит громыхающий трамвай. От вокзала до нашего дома он идёт полчаса. Наш дом пережил войну. Быть может потому, что стоит над самым обрывом к реке. Крутой берег реки Воронеж - высотой, пожалуй, метров 500. Там прямо на крутом обрыве тоже живут люди. Выравнивают полочку прямо на крутизне и строят свой домик, разводят огород. Там по крутизне вьётся лестница, соединяющая их с окружающим миром (фотография слева). Внизу лестницы - река, а вверху - МОЙ дом. Дом над обрывом. Дом, закрытый от города сараями и остовами других домов, которым "не повезло".

Окно нашей квартиры на первом этаже. На снимке отмечено стрелкой. Окно смотрит на далёкую реку внизу и на военный аэродром за рекой. Там иногда взлетают самолёты. Я беру дедушкину старинную медную подзорную трубу, раздвигаю её и вижу эти самолёты совсем близко... 

Раннее утро. Слышу крик: "Старьё берём!" Открываю окно и выпрыгиваю на улицу. Надо сказать, я обычно выходил на улицу именно через окно. Так было быстрее, чем идти к двери, выходящей в тёмный коридор, который после поворотов выводил на каменную лестницу к тяжёлым дверям подъезда. За мной выпрыгивает в окно наша собака Булька. Все ребятишки сбегаются к тележке старьёвщика. За старые тряпки у него можно получить глиняную свистульку или жужжащее колёсико с грузиком...

Прошло 50 лет с той далёкой поры. Давно нет в живых моих дедушки и бабушки, которые когда-то жили в этом старом доме, а потом жили в других, новых домах... Но вот я опять в городе моего детства. Хожу по улицам вдоль обрыва и ищу дом своего детства. А попадаются мне только новые красивые корпуса, гранитными ступенями спускающиеся вниз к реке. По этим ступеням прыгает молодёжь - мастера паркура. Давно нет старьёвщиков в городе. Прошлое ушло вместе с ними... В тот раз своего дома детства я так и не нашёл.

Но я не сдавался. Изучил старые карты, опросил родственников. На следующий год я вернулся в Воронеж более подготовленным. Главное, я локализовал район поисков. Иду... Вот и нужная улица, застроенная современными домами.  
Но мне нужна не улица, а обрыв к реке. Ныряю в арку большого дома и во дворе вижу мой родной дом, приютившийся в тени новых домов. Всё как прежде. Дом обветшал, но в нём и сейчас живут. А вниз от дома, как и раньше, идёт бесконечная лестница к реке. Вдоль лестницы заборчики. За ними, как и раньше, на уступчиках стоят дома, распаханы огородики и живут люди. За заборчиками лают собаки, - не подходи! Здесь сохранился дух старого города. Время остановилось... Отсюда не видно новых домов и кажется, что можно просто шагнуть в далёкий пятидесятый год прошлого века. Из окна выглянет моя любимая бабушка и, как раньше, крикнет, - Андрюша! Домой! Завтракать!

О той, кого уж нет...

Я увидел её перед рождеством 1985 года. Маленькая фигурка мелькала между заснеженных ёлок. Я пошёл следом. Мы с ней ни о чём не говорили, хотя лыжня от Звенигорода до Истры – километров пятнадцать. Всё и так было понятно, всё вокруг пело. В этой тишине слышен был только шелест лыж и ветра в заснеженных ёлках. В какой-то момент я почувствовал, что лес хочет мне что-то сказать, что-то очень важное… Я ещё глубже погрузился во внутреннюю тишину, и, наконец, услышал то, что говорил мне лес:

Дopoгa, дopoгa, вдoль peчки пo пoлю,
Дopoгa пo лecy пoд cнeжным шaтpoм,
Дopoгa cвязaлa нa cчacтьe-ль-нa гope,
Hac cнeжным yзopным зeлёным кoльцoм...

Дopoгa, дopoгa - пeтляeт в cyгpoбax,
И poзoвым cвeтoм гopит нeбocклoн...
Дopoгa вывoдит из чaщи нa вoлю...
Дopoгa пyгaeт бaнaльным кoнцoм .

Дopoгa, дopoгa - нaм cнитcя пopoю...
To лeceнкa к cчacтью - тo к гopю тpoпa
Дopoгa cтaнoвитcя нaшeй cyдьбoю
И xoть мы paccтaлиcь - Дopoгa пpaвa !

Глава 4 Рин и Весса

Рин
Сегодня праздник, наши вернулись после войны с хомами. Сижу на бревне рядом с дедом и смотрю на полыхающий костёр, вокруг которого пляшут вернувшиеся бойцы.
- Деда,  наши победили?
- Нет, внучок, победить хомов нам не дано! Ведь рядом с ними всегда тарелочники.
- А почему мы сражаемся с хомами, а не с тарелочниками?
- Ты смешной! Ведь тарелочники нас и за людей не считают!
- Они, что? Могут нас легко победить!
- Конечно! Могут, но не хотят! Наши войны – для них просто развлечение. Даже хомов нам победить непросто, ведь они вооружены лучше наших. Вот и сегодня они опять прогнали нас с поля…
- А бывало так, что не они нас, а мы их прогоняли?
- Один раз было… Но тарелочники вмешались… и опять мы проиграли.
- Так что, они сами сражались с нашими?
- Что ты! Включили на своих тарелках мозгокрутку и гнали наших по лесу почти до села. Потом у всех головы целый день болели… Вот так и живём…  Смотри! Немой вышел! Это неспроста!
- Деда, а кто он, этот Немой?
- Это, внучок, великий бессмертный! Он всё знает, всё понимает, потому и не говорит. Пойди, отнеси ему крынку молока! Он молоко любит. Ты его всегда привечай, и будет тебе счастье! Так ещё старики говорили.
- Сколько же ему лет?
- И не спрашивай! Он же бессмертный. Он всегда здесь жил. И, что странно, никогда никуда не уходил со своего участка. Знаешь, как-то лет сто назад, люди хотели прогнать его.
- И что?
- Да он только посмотрел на нападавших… и все тут же в ужасе разбежались… Такие дела! Колдун он, этот Немой! Смотри, смотри, он указывает рукой! Эй люди!!!

** - **
Танцующая толпа остановилась на половине шага. А один растяпа ухнул в костёр и с руганью выпрыгнул обратно.
- Ты чего дед!?
- Смотрите! Немой!
Немой действительно упорно показывал на восход солнца.
- Надо идти! Немой зря не покажет!
- Ну тебя, дед,- заворчал обожженный.
- Остынь, Федя, Немой показывает не зря! Пошли, так надо!
- Деда, и я с ними! Можно?
- Можно, Рин, ты ведь у меня почти взрослый. Возьми на всякий случай с собою наш лук. Ведь сражаться по-мужски тебе пока ещё рано!
Бойцы схватили свои дубинки и рысью двинулись через лес. Я бежал впереди всех. Восточная часть леса считалась запретной, туда не ходили женщины за ягодами и грибами, туда не пускали играть детей. Там, на востоке, жили меридичи. Они всегда задирали наших и всегда готовы были украсть заблудившуюся бабу.

** - **
Я вырвался далеко вперёд и первый услышал жалобный женский крик.
- Отпусти!...
Выскочив на поляну, я увидел пятерых здоровых мужиков, которые вязали беленькую девочку. Шестой мужик пытался схватить вторую, смугленькую, но она ловко отмахивалась от него большим ножом. Впрочем, он особо и не старался. Вот его напарники закончили вязать беленькую и направились к нему на подмогу. Тут я выстрелил и попал мужику в плечо.
Смугленькая не зевала и ткнула ему ножом в другую руку , так что ошалевший мужик рухнул на землю и откатился в сторону. Пятеро оставшихся разделились. Двое бросились к смугленькой, а трое начали обходить меня. Стрелять в тех, что шли на меня я не стал, - не дурак, - они меня видят и попасть в себя не дадут. Я выстрелил в того, кто бежал к смугленькой и попал ему в зад. Он заверещал и остановился. Но второй налетел на девушку. Помочь ей я уже не мог и сам бросился бежать. За мной с треском и руганью ломились трое врагов. Слышно нас было за версту, на что я и рассчитывал. Все трое так и набежали на наших, тут-то им и досталось. А я повернул назад. Неужели я опоздал?!

** - **
Смугленькая и мужик лежали неподвижно обнявшись на земле и под ними расплывалась лужа крови.
- Всё, - подумал я, - опоздал! Они поубивали друг друга.
Второй мужик, со стрелой в заду, увидев меня, прыснул в кусты. А я подошёл к лежащей на земле беленькой. Она затихла, но дышала и была жива. Ножом разрезал ремни, которыми её связали, и поднял на ноги. Тут на поляну начали выходить и наши бойцы.
- Эге, - сказал Федя. - Да тут, похоже, два ещё тёпленьких, но уже неживых. Эх, хороша была девка, какого кабана завалила!
Он перевернул мужика, обнимавшего смуглую, и постарался оторвать его от неё.
- Ишь ты, - она его на нож наколола и не отпускает. – Дай- ка нож!
- Не дам, - вдруг ответила ”покойница”. - Ножик мой! Я его сама завоевала!
- Ну, девка! Так ты ещё и жива!
- Конечно, жива. Только этот вот ”жених” мне все ноги отдавил!
- Так вы, оказывается, здесь женихались, - захохотал Федька, а за ним захохотали все бойцы.
Я тоже смеялся, но аккуратно, чтобы не уронить беленькую, которая ещё не стояла на ногах.
- Ну повезло вам, девки, что вас Немой углядел, – сказал наш главный,  Петря. Пошли с нами, мы вас не обидим. Он подошёл к беленькой и легко взял её на руки.
За кустами раздавались вопли, там пороли попавшихся троих меридичей.
- Не ходи в нашу сторону! Не ходи! – приговаривал Илья, он у нас всегда порол провинившихся.

** - **
Я подошёл к смугленькой.
- Тебя как зовут?
- Весса, а тебя?
- Я Рин. Пойдём к нам, познакомишься с моим дедом. У нас хозяйки нет, можешь жить в нашей избе. А подругу твою, я чувствую, Петря уже не выпустит, оставит жить в своей избе.
- А ей там будет хорошо?
- Не бойся! Петря с бабами добрый. Ни одну никогда не обижает! Да, главное поблагодарите Немого, если бы не он, утащили бы вас к себе меридичи. У них плохо жить, они все злые! Они даже баб своих бьют!
- А зачем?
- Не знаю… Наверное, от злости…
Так, беседуя, мы потихоньку дошли до села. Сначала все подошли к ограде Немого и низко поклонились.
Немой стоял высокий суровый. Глядел куда-то поверх наших голов.

** - **
- Кланяйся! – шепнул я Вессе.
- Подожди, - шепнула она в ответ. - Дай с ним поговорить.
- Он немой, он никогда не говорит!
- Не мешай, - и Весса подошла к самой ограде и протянула руку к Немому, а тот протянул свою руку к ней. И оба застыли.
Все с изумлением смотрели на это. Казалось, оба они окаменели, а затем случилось невероятное. Немой подошёл и открыл калитку, а наша смугленькая спутница проскользнула в неё, и они вместе отправились в его дом.
Толпа, как один, вздохнула. Творилось что-то необычное. Никогда Немой никого не пускал на свой участок, и, тем более, никогда не приглашал к себе.

** - **
Весса
Зря мы с Террой не побеспокоились раньше. Надо было бы убегать сразу после той нехорошей встречи. А мы шли медленно, разговаривая со всеми встречными деревьями. И только тогда, когда уже было поздно, заметили  мы позади силуэты преследователей.
Мой вопль ” помогите” на волне дерев мог быть услышан разве деревьями, но, тем не менее, кто-то ответил.
Мы с сестрёнкой удирали, как могли, но нас, конечно, догнали. Терра и не пыталась сопротивляться, только жалобно кричала: ”Отпустите!”
Её повалили и начали вязать, я же достала свой нож. Ко мне подошёл хозяин этого ножа, который так недавно от меня убежал, но нападать он не торопился.
- Сейчас твою сестрёнку свяжут, тогда я тобой и займусь, - сказал он, подходя ко мне ближе.
- А сам, что, боишься? – и я махнула в его сторону лезвием.
Неожиданно он подскочил с воплем на месте. В его правом плече появилась неизвестно откуда взявшаяся стрела. Я не зевала и ткнула его ножом в другую руку, как ни странно, попала. – Будет знать, как нападать на беззащитных девочек!  Он с воплем покатился по траве.
Остальные пятеро закончили вязать Терру. Двое бросились прямо ко мне, а остальные к лесу, откуда прилетела стрела. Впрочем, один из этих двоих тут же получил стрелу в зад и сразу потерял свой задор, но последний, здоровенный мужик с ножом в правой руке, явно решил со мной разобраться окончательно. Он опрокинул меня своей огромной тушей, пытаясь при этом  выбить из моей руки нож. – Не успел. Мой нож вонзился ему прямо в грудь и, падая на меня, он протолкнул его до рукоятки. Его нож тоже оказался у меня под левой грудью, было очень щекотно, но сделать я ничего не могла - мужик был слишком тяжёлым. Щекотка становилась просто невыносимой, и, двигая грудью, я потихоньку выдавила его нож наружу и закрыла порез смолкой.

** - **
Тем  временем, на поляне что-то происходило, раздавались чьи-то голоса… Ну, конечно, столпились все около Террочки, у которой, я чувствую, было всё в порядке, а меня, которую совсем раздавили, - никто не замечал… Вот, наконец, один заметил и стащил с меня грязное потное тело, но потом он и нож решил у меня отнять! – Не выйдет! Нож мой, я его не отдам! Встала под хохот всей компании. Огляделась, такие же мужики, потные, грязные, но… весёлые! Не женихи, конечно, но с такими, пожалуй, можно пойти дальше. Главный сразу пошёл к Террочке и взял её на руки. Остальные смотрят... И почему она всем так нравится? Один только молоденький, с луком, подошёл ко мне. Ведь это он, наверное, мне помог, стреляя из лука!
Так и пошли: мы с Рином, так звали этого с луком, а остальные – вокруг главного с Террой на его руках. Связалась мысленно с нею:
- Ну как?
- Замечательно, сестрёнка! Мне так нравится!
Я успокоилась. Значит, всё в порядке. Может, это и есть её жених, как рассказывала нам бабушка?...
Пришли туда, где много домов – село, всё так, как мы знаем из бабушкиных сказок. А вот и особый дом, там живёт местный колдун. Это он меня услышал и послал всех на помощь.

** - **
Стою и смотрю в суровое лицо колдуна, слушаю и ничего не слышу.
- Он не говорит, - шепчет мне спутник.
- Подойди ко мне, - слышу я вдруг, и ноги сами несут меня к ограде. Наши руки встречаются, как встречаются и наши мысли.
- Сколько же тебе лет, девочка?
- Я думаю, лет пятнадцать, как моей сестрёнке.
- Ты ошибаешься, детка, ты гораздо старше… Я даже не могу представить, сколько тебе лет. Последний раз я видел таких, как ты, несколько тысяч лет тому назад… Страшное было время, везде пылали костры…
Я вздрогнула, представив свою мать, корчившуюся в огне.
- Всё так и было… Но так больше никогда не будет!
- А почему все называют тебя немым?
- Не могу я с ними говорить… Как бы это тебе объяснить?... Одним словом, заколдован я. И расколдовать меня могут только такие, как ты. Ты – моя первая надежда за последнюю тысячу лет. Ладно пошли-ка в дом, там я подберу тебе одежду по статусу… В последнее время я собирал коллекцию разных одеяний, так, развлечения ради, - вот и пригодилось.
Я выбрала себе зелёное платье и зелёные бусы, а ещё поясок с ножнами для своего ножа. Колдун, тем временем, рассматривал моё оружие…
- Да… время наступило… вот вернулся и нож самого деда Плюха или великого воина Йек-Гуша. Непростой это нож. Будет служить тебе верно… Ещё бы тебе туфельки… да, ведь туфельки тебе не нужны?!
Как он угадал! С детства ненавидела любую обувь.
- Ну иди, деточка, жить тебе лучше в избе у твоего знакомого Рина. А мужики, я думаю, быстро сообразят, и приставать к тебе не будут!
- А как же женихи? – только хотела спросить я.
- И женихи тоже будут, но не здесь и не сейчас… - сказал колдун, подталкивая меня к выходу.

** - **
Рин меня ожидал и повёл к себе домой. Там познакомил меня со своим  дедом. Втроём сели за стол, но есть я не хотела, мне очень хотелось пить. Зачерпнула черпаком воду из бочки и пила, пила, пила… Сразу вспомнились первые дни моего детства и всесжигающую жажду… Как хорошо пить, а затем выйти на опушку леса и погрузить ноги в опавшую листву… И глубже, глубже… А руки выше, выше… Благодать!!
Рин вышел вместе со мною, стоял и что-то говорил, но я не слушала, упиваясь моментом. Солнце подошло к краю леса, большое, красное… Вот и последний луч.
- Пошли домой, - позвал Рин.
Около дома увидели Терру.
- А я к вам. Там, у Петри все такие грубые. Женщины толкаются, ругаются, непонятно почему. Я решила уйти. Петря не хотел меня отпускать, но отец что-то сказал ему, и он отпустил…
- Ты вовремя, сестрёнка! Они там всего наготовили, а я и есть не хочу. Так что давай, садись за стол и ешь за нас обеих. А я ещё постою у крыльца, посмотрю на звёзды.
Вот так и решилась наша судьба. Мы с Террой обрели новый дом, новых родных и друзей. Жизнь продолжается, а звёзды всё ближе и ближе… Вот, одна из них замигала… Там! Там летит тот, кто мне так нужен!

Глава 3 Терра и Весса

-  Береги Терру!
- Не хочу уходить!
- Терра должна вырасти свободной! В лесу у моей мамы вы будете в безопасности, если не вздумаешь искать меня мысленно.
- Любимый, ну как же это случилось…, почему ты открылся, ведь всё было замечательно.
- Вот, не выдержал своей радости, когда родилась дочка… Виноват! Теперь мне не миновать тарелочников. А ты иди! Они не должны найти тебя! Прощай, я чувствую, они близко! Береги Терру!
- Прощай, любимый!

**-**
Прошло три года.
- Валентина Сергеевна, я больше не могу, ухожу искать Мишу. Оставляю Терру на Вас!
- Девочка моя, да как же… И не боишься тарелочников.
- Ничего они нам не сделают! Зато мы будем вместе.
- А как же Терра. А она пусть вырастет свободной. Когда станет взрослой, пусть сама ищет свои пути. Может, ещё и встретимся. Я думаю, она нас простит!

Терра
Так в три года я попрощалась с мамой. Мы остались вдвоём с бабушкой, в маленькой избушке среди дремучего леса, в который бабушка запрещала мне ходить, да ещё был огород, где мы с бабушкой сажали разные овощи. К осени убираем урожай. А потом наступают длинные зимние дни. Бабушка у меня хорошая, по вечерам рассказывает сказки.. Тихо урчит инопланетный генератор, отапливая нашу избушку, на нём расположилась кошка-Мурка. И мы с бабушкой уплываем в далёкие миры, в сказочные королевства, какие были на древней Земле. Сейчас всё не так. Земля принадлежит тарелочникам. Они летают на своих тарелках и забирают к себе любого, кто вздумает громко думать. Так они забрали папу и маму. И я, и бабушка тоже умеем громко думать, но никогда не делаем этого, чтобы и нас не забрали.
А потом опять наступила весна. Я уже большая, мне четыре года, и я могу ходить по краю леса. Как здесь хорошо! Лес свистит, поёт, шуршит. Я сажусь на брёвнышко и слушаю, слушаю, слушаю… Сижу тихо, тихо… Тут ёжик выскочил из-за куста и быстро, быстро побежал по своим делам. А на руку мне села бабочка и начала чистить лапкой свои усики…
Наступили жаркие дни, бабушка сняла с меня платьице и туфли и сказала, чтобы я бегала голенькой и загорала, что это полезно!  С этого дня я так и бегала по краю леса, сначала трава очень колола ноги, но потом я привыкла. А однажды в чаще леса я увидела девочку, совсем маленькую и тоже голенькую, как и я. Она стояла и внимательно меня рассматривала, а я смотрела на неё… Так долго мы смотрели друг на друга и не двигались, а потом я решилась и подошла к девочке.
- Ты кто, - спросила я. Но девочка ничего не ответила.  Я побежала в лес и обратно, и девочка побежала вместе со мной. Нам было очень весело.
- В лес!! – кричала я, - А теперь домой!
И опять.
- Терра, ты где, - позвала меня бабушка.
- Я здесь играю с девочкой!
- С какой девочкой?
- Девочка, как тебя зовут?
- Весс, - тихо ответила моя подруга.
- Её зовут Вессой, - закричала я бабушке.
- Веди её сюда.
- Пойдём, - позвала я подругу, и мы, взявшись за руки, пошли к бабушке.
Бабушка очень удивилась, увидев голенькую малышку, пришедшую к нам из леса.
- Бедненькая, ты, наверное, голодная. – суетилась бабушка, предлагая девочке пирожок. Но девочка пирожок не взяла, а прежде всего бросилась к ведру с водой, сунула туда всю голову, и пила, пила, пила… Бабушка даже забеспокоилась, не захлебнулась бы малышка.
- Это не удивительно, - сказала бабушка, ведь рядом с нами ни рек, ни озёр. И если бы не насос, качающий нам воду из-под земли, нам бы тоже нечего было пить.
- Откуда же ты взялась? И как далеко ты ушла от своих! Наверное, заблудилась! Ничего не поделаешь, придётся жить с нами! Так как же тебя зовут?
- Весс, - сказала малышка.
- Понятно, значит Весса, будешь жить с нами.
Малышка в ответ мигнула глазами.
- Маленькая, так ты ещё и говорить не научилась. Что же стряслось с твоими родителями? Ой, я поняла, конечно, их забрали тарелочники! Они, наверное, хотели спрятаться здесь, у меня в лесу, но не смогли убежать от злодеев? А тебя спрятали в кустах…
Малышка ещё раз утвердительно мигнула.
Так Весса стала жить с нами.
Первый год она ничего не говорила, кроме своего имени Весс, ела очень мало, зато очень много пила. А ещё она часто ночью убегала из дома и молча стояла и смотрела в сторону леса, где пропали её родители. Говорить она научилась только на второй год, но мало что смогла нам рассказать. Как мы её не расспрашивали о родителях, она ничего не помнила.
- У девочки был шок, - сказала мне бабушка незнакомое слово, - не надо больше её расспрашивать. В своё время, если захочет, вспомнит! В конце концов, девочка жива, здорова, остальное всё не важно.

Весса.
Я Весса, я девочка из леса. Спрашивают, что я помню, а помню я очень мало. Самое страшное, это жажда! Мне хочется пить, всё сильнее, сильнее,… дальше темнота. Эти кошмары часто мучают меня… А ещё я помню, как впервые увидела Терру и вдруг поняла, что я такая же девочка, как она, и что это моя будущая сестрёнка… Как мы впервые вместе бегали, «В лес!» - кричала сестрёнка, и я ей вторила «Весс!», - букву «л» я тогда говорить не умела… А потом я у них в доме пила воду!! С тех пор жажда ушла в прошлое. Как хорошо окунуть голову в ведро и пить, пить большими глотками! А потом выбежать на двор без одежды, раскинуть руки и глядеть на жёлтое Солнце….
- Опять голая бегаешь! Вот я тебя! – кричит бабушка. – Простудишься, жары-то уже нет! Скоро осень!
Бабушка меня учит, что где-то далеко живут люди, и там среди них голой бегать никак нельзя! Это неприлично! Когда ты пойдёшь к людям, помни об этом!
Какие ещё люди, мне достаточно бабушки и моей сестрёнки Терры. А ещё мы обе любим сказки, которые рассказывает бабушка по вечерам. Я представляю, что мы обе с Террой – принцессы, которые полюбят прекрасных принцев. И будем мы жить во дворцах, а бабушка будет приезжать к нам в гости, по очереди, то ко мне во дворец, то к Терре. Да, но когда же мы будем играть вместе? … Это надо обдумать, что-то не так у меня всё получается… И эти принцы, в какие игры играют принцы? В сказках у них всё какие-то сражения, какие-то драконы… Что-то всё неинтересные игры… Вот драконы, пусть лучше они не сражаются с драконами, а приручают их!..  Да, бабушка, бабушка! Я поняла! Мы с Террой будем приручать драконов! А потом полетим на них далеко, далеко! Чтобы всё увидеть! И тебя с собой возьмём, если захочешь. И увидим мы сверху наших папу и маму! И увезём их на драконах и привезём к тебе!
- Ах ты моя голубушка! - плачет бабушка, - какая ты у меня выдумщица!!  Смотрите, доченьки, не думайте громко, а то вас тоже тарелочники заберут!
- А какие они бабушка? Они страшные? Они кушают людей!
- Нет, детки, не кушают, - говорит бабушка, - просто они разводят людей, как мы вот разводим помидоры.
Я сразу представляю, как папа и мама растут на грядках, там, далеко, у тарелочников… И как им скучно сидеть на грядках, а уйти никуда нельзя, когда тебя разводят… Бедные наши папы и мамы. Вот вырастим, мы их обязательно спасём!  - говорю я, - А вредных тарелочников посадим на грядки, пусть сами попробуют разводится!!
Бабушка смеётся сквозь слёзы, - ах ты моё дитятко! – действительно, пусть сами разводятся!
Так проходило моё счастливое детство. Самыми счастливыми днями были дни, когда мы все вместе ходили за грибами в лес. Бабушка очень боялась заблудиться, особенно, когда солнце скрывалось за облаками, Терра побаивалась вместе с ней. Одной мне не было страшно, - я всегда знала направление к дому. А ещё я как-то обнаружила, что и бабушка и Терра плохо видят ночью… Зато днём они различали больше красок, чем я. Так я всегда путала синий и зелёный цвета, а также красный и оранжевый.
Или вот ещё воспоминание. Нам с Террой по двенадцать лет, мы стоим у большого зеркала в бабушкиной комнате и рассматриваем как изменились наши тела.
- Ах, бесстыдницы! – входит бабушка, - Чем это вы здесь занимаетесь.
- Бабушка, - правда, мы с Террой похожи друг на друга?
- Правда, правда, как сёстры близнецы, - отвечает бабушка, - только Терра беленькая, а ты, Весса, – вся коричневая.
Так незаметно катились года, вот нам уже по шестнадцать лет… На днях умерла наша Мурка… И бабушка слегла…
Однажды она позвала нас к себе и сказала:
- Пора вам, девочки, выходить к людям и искать свою судьбу.
- А как же ты, бабушка.
- Мой путь, похоже, кончен. На днях умру. Похороните меня, и уходите. На днях я связалась мысленно с твоими родителями, внучка, они живы, здоровы и очень скучают по тебе, у них родился твой братик, но тарелочники его отняли. Они не советуют тебе попадаться тарелочникам. За мной тарелочники сюда не прилетят, они поняли, что я уже в конце земного пути.
Вот и последние наши дни в доме нашего детства. За домом появился холмик с крестом на нём, как хотела наша любимая бабушка. Завтра в путь! Куда?!
Тропинка мимо дома идёт с севера на юг. Но в какую сторону нам по ней идти? По привычке я выхожу на своё любимое место на краю леса, босые ноги особенно чутко ощущают нашу родную Землю. Поднимаю руки к солнцу.
-  Солнышко, укажи нам путь!
Свет его льётся сверху, пронизывая меня насквозь, и что-то вроде происходит…
И вдруг я понимаю, что надо идти на запад. Мы никогда не ходили с бабушкой в том направлении, так как там начиналась болотистая низина, заросшая непролазным кустарником. Терра молчит и не возражает, она вся в своём горе. Так что решать мне! Последний раз протираю солнечную тарелку на крыше и оставляю генератор включённым. Пусть те, кто придут сюда, найдут тёплую избушку. Еды беру самый минимум, я знаю, что и я и Терра способны есть всё, что растёт в лесу. Говорят, в древние времена люди этого не умели, поэтому часто случался голод. А воду, надеюсь, найдём внизу в низине, так что беру только маленькую фляжку. И ещё, конечно, длинную верёвку, - верёвка всегда может понадобиться!
Четверо суток пробираемся через кусты по болотистой низине, но впереди, на высоких холмах призывно стоят высокие сосны. Они совсем рядом, но, увы, впереди река, хоть и не широкая, но бурная. А мы с Террой плавать не умеем! Идём вдоль низкого берега, проваливаясь до пояса в тину. Вот и излучина, вода с силой ударяет в противоположный высокий берег. Привязываю верёвку к кусту, вторым концом обвязываю Терру и сталкиваю её в воду. Она с визгом исчезает под водой, но через минуту поток выносит её прямо к противоположному берегу. Там она привязывает верёвку к деревцу, а я привязываюсь к своему концу и бросаюсь в воду. Увы, со мной всё не так, меня выносит на поверхность и несёт по центру потока. Верёвка натягивается и Терра начинает меня тащить к берегу. Так мы и переправились, заодно отмылись от тины и грязи.
Идём дальше. Впереди тропка в нужном направлении. Через несколько шагов видим впереди огонёк и слышим чьи-то голоса. Это неведомые для нас существа, мужчины,- принцы, о которых рассказывала нам бабушка. А может, и не принцы? Они сидят у костра. Костёр тоже нам в новинку, бабушка никогда огонь не разводила… Мне он сразу не понравился. Мужчины смотрят на нас, оба в серых грязных балахонах и таких же штанах, старший с усами и бородой, второй – молоденький парнишка.
- А вот и цыпочки, - говорит старший, - скидавайте платья, сейчас позабавимся.
Я послушно снимаю платье, но Терра не хочет. Ко мне направляется бородатый, в правой руке у него нож. Хороший нож, мне бы такой в дорогу!!
- Молодец, цыпочка, - говорит он мне, кладя руку между моих грудей. Нож он приставляет к моему животу. Второй парень старается повалить Терру на землю и сорвать с неё платье, Терра отбивается…
- Нет, это всё же не принцы! Я сдавливаю грудями пальцы моего ухажёра, тот сначала улыбается, затем, когда его пальцы начинают хрустеть и ломаться, - кричит…, и вдруг втыкает свой нож мне в живот. Это мне и нужно, мускулами живота я защемляю лезвие, чтобы он не мог вынуть нож обратно. Нож теперь мой!
- Это не люди! – вопит он, обдирая свою кожу и вырывая руку из тисков моих грудей, - Пашка, тикаем! – и убегая, исчезает за поворотом тропинки.
Я вынимаю нож из живота, удлинив руку, тыкаю им в бок Пашке, который разлёгся на моей сестрёнке. Пашка с ужасом смотрит на мою вытягивающуюся руку и с воплем бросается прочь.
- Вот и всё, - говорю я Террочке, - вставай! – сама я, тем временем, одеваю платье. В отличие от Терриного оно даже не измялось. Сестрёнка встаёт и с плачем бросается ко мне на грудь!
- Весса, неужели мужчины бывают такие противные?! В сказках всё совсем не так!
- Ну что ты, там Кащей - Бессмертный, - тоже  достаточно противный… Давай потушим костёр! Бабушка говорила, что костры опасны, но я к нему даже подойти боюсь, давай это сделаешь ты, Терра!
- На костре, на металлических палках жарится мясо, запах - отвратительный! Но Терре он очень нравится. Взяв с земли металлическую миску, она забрасывает огонь землёй, а палки с мясом берёт с собой и начинает есть!
- Хочешь, Весса, - это очень вкусно!
Меня передёргивает от отвращения, - Нет, ешь сама! И давай уйдём с тропинки, а то эти фальшивые принцы ещё каких-нибудь приведут…
Мы опять идём по родному бесконечному лесу. Терра жуёт мясо, а я рассматриваю свой трофей, блестящий нож, лезвие длиной в две моих ладони, рукоятка удобная  кожаная, с упором для пальцев. Замечательный нож. Щель от него в моём животе уже затянулась, на поверхности только капелька прозрачной смолки…

**-**
Терра
Я иду за своей сестрёнкой и вспоминаю всю нашу прошедшую жизнь. Приключение с мужчинами как бы разбудило меня. Всё привычное вдруг стало особенным. И особенно Весса, такая привычная родная сестрёнка. Так внешне похожая на меня, но совсем иная, например, я могла поцарапаться в лесу, могла до крови уколоть ногу, а она… С ней никогда такого не случалось. Или, вот ещё, раз в месяц бабушка стригла мне волосы, чтобы не путались в кустах, а Вессе она никогда не стригла, у неё и так волосы были короткие и слегка курчавые. Это, наверное, у тебя от твоих африканских предков, как и твоя тёмная кожа, - говорила бабушка. А когда у меня начались недомогания раз в месяц, у Вессы ничего такого не было, и бабушка , что странно, при этом жалела её, а не меня. И ещё, Весса никогда ничего не боялась, ни леса, ни бурной реки… Вот только костра она испугалась! Но больше ничего, даже вот этих противных мужчин… И сейчас идёт и здоровается мысленно со встречными деревьями, а те ей даже отвечают…
- Погоди!... Как отвечают?! И я это слышу?!! – Значит, и я могу разговаривать с деревьями!! А также я могу таким образом разговаривать с Вессой?! И никакие тарелочники меня не услышат, потому что примут мои мысли за мысли дерева?!
- Весса, ты слышишь?! Весса, мы можем без боязни разговаривать мысленно, но не так, как разговаривают люди, а так, как это делают деревья! И никакие тарелочники нас ловить не будут. Они подумают, что мы деревья!
- Действительно! – Как же я не догадалась! – обрадовалась сестрёнка. - Теперь мы всегда сможем поговорить даже на расстоянии и никогда не потеряем друг друга!

Глава 2 Маша и медведь

- Петя, ты о чём думаешь? Где обещанная планета? Ты думаешь, я буду рожать здесь в невесомости. Кто обещал мне скорую остановку!
- Сань! Ну, подожди немного, ещё пара недель и будет Узловая, там и больница, и врачи. Без сесибилизации на Узловой наша дочка так и останется, как и мы «хомом», не дойдя до уровня «сапиенс»
- Ты думаешь, я могу ждать две недели?! Ребёнок родится через пару дней. Почему нельзя остановиться на Тёмной? Я слышала, там нормальная атмосфера, в отличие от Узловой, где мы будем сидеть под куполом. В первый месяц всё равно её сенсибилизировать не будут, а через месяц мы стартуем на Узловую.
- Ты же знаешь, Тёмная не исследована. Ни один корабль не сумел сесть на неё.
- А почему? Может, кто-то погиб? Ничуть не бывало, просто пилотам было недосуг! Вот они и объявили планету запретной. А ещё и потому, что, судя по отчётам, там нет ничего интересного. Вот давай сядем и исследуем эту планету. Пусть мы будем первыми!
- Ну, если тебе, Саня, так уж этого хочется, давай сядем, но только ненадолго, месяц – не более.
Небольшой космический корабль с рёвом помчался к поверхности неведомой планеты. Плотные облака расступились, открыв серовато-чёрную холмистую равнину.
- Петь, смотри, смотри! Там что-то жёлтое, похожее на осенний лес… Давай туда!
- Сань, не смеши! На Тёмной ничего нет! Я читал отчёты. Её сканировали множество раз и не нашли ничего интересного.
Жёлтое пятно росло в иллюминаторах, разделялось на части и действительно стало напоминать обыкновенный осенний лес, на краю которого и приземлился прогулочный кораблик молодожёнов, так опромётчиво начавших своё свадебное путешествие.
- Петя! Ой, какая здесь красота! А когда лес зазеленеет, будет ещё лучше!

** - **
Два дня прошло в милых домашних хлопотах. Рядом с кораблём вырос палаточный домик со всеми удобствами. Молодые тихо гуляли по опушке леса, когда заметили, что листья в лесу действительно зазеленели. А отдельное небольшое деревце, выросшее почти в центре поляны, всё покрылось зелёными листочками.

** - **
Наутро началось самое главное. Пётр достал инструкцию по родам для начинающих родителей. В щель корабельного робота был вставлен диск врача-акушера. Александра, предвкушая незабываемые переживания, вложила свежий кристалл в эмо-видеозаписыватель. Пётр не находил себе места, но жена была абсолютно спокойна. Всё оборудование было настроено, и роды обещали быть лёгкими, как у её мамы. Всё же инопланетная технология – это настоящее чудо, сделавшее уверенными и счастливыми всех рожениц Земли.

** - **
Из дневника Александры
Итак, всё шло удачно! Не быстро, как я надеялась, и не без боли… Верка, вон хвастала, что рожать одно наслаждение! Неправда! Наслаждение было потом, когда прижала к груди свою малютку! Машеньку! Я давно мечтала, чтобы дочурку звали Машей. А Петя – чуть в обморок не грохнулся – вот чудик! Тоже мне помощник! Но робот не подкачал, сделал всё как полагается.
А потом был месяц незабываемого счастья. Лес, шелестя листьями, зеленел и пах. Пётр собирал образцы листьев, рассматривал их под микроскопом и сходил с ума от удивления. Кричал, что мы открыли нечто невообразимое. Что надо вызывать сюда экспедицию. Крутил настройки радио. Но в эфире был только шум. Магнитное поле планеты не пропускало радиоволн.
Отдельно стоящее деревце Пётр выкопал и осторожно перенёс в оранжерею корабля. Пора было отправляться дальше…
Но реактор корабля запустить не удалось. Что там случилось – не знаю. Пётр вместе с роботом разбирает реакторный отсек. Я, как ни странно, счастлива со своей Машей. Сплю спокойно, гуляю, пою ей песни. Какая у меня замечательная дочка – никогда не плачет, только улыбается мне, да щебечет на своём младенческом языке.
Свободного времени «вагон», вот я и достала тетрадку, пишу, как это делали в старину, дневник своей жизни. Тем более, что корабельный компьютер всё равно занят Петрушей.
Да, а ещё я поискала в лесу и нашла грибы. Говорят, в древности люди питались грибами. Я сварила грибной суп. Петя ел и похваливал, затем попытался сбежать к своему роботу. С трудом остановила! Сказала ему, из чего суп, - чуть с ума не свихнулся.
- Как ты могла! Это же дикие растения, они опасны! Даже на Земле приличные люди давно уже не употребляют в пищу то, что растёт в диком лесу. Неужели ты не помнишь, что нам говорили учителя?! «Мы то, что мы едим! Кто питается дикими растениями, тот обязательно, в конце концов, одичает!»
- Петруша, ну не могу я всё время питаться безвкусной пастой, что выдаёт нам корабельная кухня! А эти грибы так вкусно пахли! Мне кажется, что я даже слышала их голос: «Сорви нас! Съешь нас! Мы выросли здесь для тебя!» Вот я и не устояла. И тебе суп тоже понравился! Не отрицай!
- Понравился! А ты помнишь, как читали нам в Церкви священную книгу Библию? Там тоже неразумная женщина Ева накормила своего мужа Адама диким яблоком. И они оба сразу стали дикарями и не смогли больше оставаться в прекрасном раю, устроенным учителями ВОРЦ (Всегалактического Объединения Разумных Цивилизаций)! А потом были тысячелетия дикости, войн, голода и непосильного труда… Только тысячу лет назад мы добились прощения и повторного присоединения к ВОРЦ. И первая заповедь нашей Церкви Разума «Не есть ничего в диких лесах, не питаться вместе с дикарями, оставшимися от времени хаоса»
- Петруша, всё равно мы не можем отсюда улететь! А одичать, оказывается, так приятно! Давай мы здесь немного одичаем!
- Действительно приятно! Но не каждый день… Будем считать, что это не одичание, а эксперимент по адаптации к чужой планете на случай поломки корабельной кухни.

** - **
Кум.
Сквозь осенний сон в безнадёжной тишине – неожиданный рёв и близкий удар, сотрясший все мои корни. С трудом возвращаю к норме темп моей жизни, позволяющий воспринимать невиданное зрелище. Чёрное пузатое дерево пустило корни рядом со мной, вокруг вздыбленная обожженная земля. Жду… - открылась щель в коре и вышли целых два семени, которые начали бродить по поляне, видимо ища место для укоренения.
Но так и не нашли, зато вынесли на поляну много всякого, что и описать я не в силах. Судя по всему, эти двое были настоящими мыслящими, как и я, но мыслили совершенно в другом диапазоне, я с трудом мог их понимать. Ещё на поляну вылезло немыслящее нечто, что помогало им таскать неведомые части главного дерева… Я ещё немного уменьшил длительность своего временного такта, чтобы уследить за всем, что они делают. Жизнь моя наполнилась смыслом, соки весело побежали по жилам, опять зазеленели листья. Поляна наша просто преображалась. Вокруг главного дерева появились отростки, накрывшие большой участок луга. Я всё ждал, когда же неведомые семена укоренятся, но то, что случилось, было ещё интереснее. То семя, что потолще, вдруг выпустило из себя ещё одно совсем маленькое. Судя по их радостным эмоциям, это был долгожданный акт рождения нового семени. И прилетели они на эту планету именно для того, чтобы вырастить своё новое семечко. Как я рад, что оказался рядом с таким удивительным событием.
Но главная моя задача – попасть внутрь чужого дерева, чтобы эти странные гости планеты увезли меня с собой, когда соберутся продолжить своё путешествие, поскольку сам я взлететь пока не могу. Попытался осторожненько внушить гостям, что меня надо пустить внутрь их дерева. Получилось! Меня выкопали и осторожно перенесли внутрь. Сам я пока не проявляю мысленной активности, так как не знаю, как чужаки к этому отнесутся. Как показало будущее, моя осторожность была вполне обоснована. Внутренность чужого дерева поразила меня сложностью и многочисленностью неведомых деталей. Но самое главное, меня погрузили в прекрасную землю, содержащую и воду, и питательные вещества, а свет внутри дерева был не хуже солнечного. Так что мне не пришлось даже увеличивать длительность своего такта для экономии жизненных сил.
Моя радость была недолгой. Меня вытащили из дерева и посадили на прежнее место. Ничего, я теперь знаю, как попасть внутрь чужого дерева и не упущу момент.
Прошёл год. Маленькое семечко не укоренилось, но каждый день перемещается в разные стороны. Остальные также не пытаются укореняться. У меня возникло совершенно невозможное подозрение, что эти существа вообще не собираются укореняться. Как же они получают силы для жизни? В конце-концов выяснил - они кладут в верхнюю щель на теле куски других растений. Очень странные существа!! Как же они могут выжить, если рядом не окажется других растений? Не понимаю! Вселенная истинно полна сюрпризов!
Прошёл ещё год, я всё лучше понимаю чужаков, даже выяснил, как они общаются. Передавать мысли они умеют очень плохо, но зато умеют испускать верхней щелью колебания воздуха - звуки, несущие необходимую им информацию. Ночью, когда чужаки прячутся, пытаюсь подражать их звукам. С моей способностью к трансформации, оказалось нетрудным создать похожую щель. Гораздо труднее было создать поток воздуха и подобрать форму и размер внутреннего резонатора.
Так же, как и я, они не могут взлететь на этой коварной планете. Я думаю, это не случайно. На грани своего диапазона восприятия я временами чувствую нечто огромное и всесильное, и именно оно пока не хочет отпускать нас с этой планеты.

** - **
Из дневника Александры
Прошёл год. Пётр так и не сумел починить реактор, несмотря на помощь робота. Машутка начала ходить и говорить первые слова. А природа вокруг удивляла своей щедростью. На поляне расцвели неведомые цветы, вокруг леса появился невысокий кустарник с ягодами, напоминающими клубнику. Трава, покрывшая всё свободное пространство, тоже оказалась съедобной, похожей по вкусу на салат. А её вздутые корни вполне заменяли в супах картошку. Пётр вернул деревце из оранжереи на его прежнее место, и деревце благодарно зеленело и шептало что-то неведомое своими листочками. Дожди на этой планете шли только по ночам, и так приятно было засыпать под мерный шум дождя и просыпаться от рассеянного света невидимого солнца. Лёгкие облака планеты не пропускали прямые лучи, что, впрочем, было и к лучшему.

Однажды я читала Машутке стихотворение:
Серый зайка скок да скок
Сел бесхвостый под кусток.
И тут, может, мне показалось, но из кустов выглянул настоящий заяц! Я, конечно, закричала:
- Петя! Петя! Заяц!
Петя прибежал, но мои крики зайца спугнули. Петя мне так и не поверил, а обидно!

** - **
Прошёл ещё год. Зима здесь мягкая, листья на деревьях так и остаются зелёными. По-видимому, иногда бывают и суровые зимы, ведь тогда, когда мы прилетели, весь лес был жёлтый, но пока погода нас только радует. Мы с Машуткой бегаем и смеёмся по нашей поляне и по краю леса. Далеко заходить боимся, так как в лесу явно живут неведомые звери. Несколько раз видели зайцев и белок или кого-то очень на них похожих. А вот Петя –  просто бесится, - ему никак не удаётся никого увидеть! Вчера опять заперся с роботом в мастерской – решил изготовить ружьё, по примеру тех старинных ружей, что были у древних людей. Он собирается пойти на охоту, как это делали наши предки на Земле.

** - **
Вчера ночью я горько плакала, из-за Пети! Последние дни он всё ходил на охоту со своим новым ружьём, но так и не встретил никаких зверей. А вчера позвал меня в лес, подвёл к одному из кустов и говорит, - смотри, смотри, заяц!
я посмотрела – и правда заяц, сидит, шевелит ушами и не убегает.
А Петя, - подойди поближе, не бойся.
я подошла, и что же я вижу? Это не заяц, а узор из белых листьев кустарника. Листья у кустарника с одной стороны зелёные, а с другой – белые. Вот и создают они узоры самые неожиданные. Выходит, все эти зайцы и белочки, которых мы видели с Машуткой всего-навсего узоры листвы. Обидно было до ужаса!! Всю ночь плакала. А потом решила, дочке ничего не скажу! Пусть играет!

** - **
Сидим с Машуткой на травке, я читаю стихотворение:
…
Белка песенки поёт и орешки всё грызёт,
А орешки не простые, в них скорлупки золотые,
ядра – чистый изумруд…

Машутка послушала и побежала в лес. Прибегает через пять минут и протягивает мне жёлтый орех.
- Откуда, - спрашиваю.
- Мне белочка дала. А что делают с орехами? Пошли с Машуткой домой, там я показала ей, как расколоть орех. Внутри ядрышко – изумрудно-зелёное. Попробовала – вкусное. Остальное Машутка съела – понравилось! Пошла в лес, туда, где гуляла моя девочка. Обнаружила куст с такими же орехами. Естественно, никаких белочек. Набрала орехов. Это очень важное подспорье нашему скудному безбелковому питанию. Про наше «одичание» из-за питание дикими продуктами Петруша давно уже не вспоминает и с удовольствием вместе с нами питается всем тем, что даёт нам планета.

** - **
Прошло четыре года. Я, кажется, начала привыкать к мысли, что останусь здесь на всю жизнь. Учу Машу читать и писать. Капризничает, не хочет. Начинаю уговаривать, - если не будешь учиться, не буду рассказывать тебе сказки. – А сказки Маша очень любит. Особенно ей нравится сказка про Машу и медведя, о том, как девочка Маша заблудилась в лесу и попала в избушку медведя. Медведь не отпускал её домой и Маша хитростью заставила медведя отнести корзинку с пирожками своим родителям, а на дне корзинки спряталась сама.
Так медведь и понёс Машу домой, а по пути останавливался и говорил, - сяду на пенёк – съем пирожок.
А Маша из корзинки, - не садись на пенёк, не ешь пирожок. Высоко сижу, далеко гляжу.
Так медведь и донёс Машу до самого дома.
Вот и сейчас, пока я пишу, она бегает по краю леса и громко кричит, - не садись на пенёк, не ешь пирожок. Высоко сижу, далеко гляжу.
А у Петра моего новое увлечение, он хочет найти хоть одно семечко инопланетных растений для своей оранжереи.

** - **
У Петра сегодня удача, зацвело дерево, что стоит посреди поляны. Огромный чёрный цветок возник высоко, на самой верхушке дерева. Удивительной красоты ажурная кружевная конструкция диаметром более метра. В центре – красная завязь. Наутро цветок пропал, а под деревом мы обнаружили небольшое чёрное семя. Пётр сразу утащил семя к себе в оранжерею и там посадил.

** - **
Ну вот, уже пятый день рождения дочери. Машенька здоровая, весёлая, но вызывает у меня всё большую озабоченность. Она не интересуется ничем, кроме сказок. Каждую услышанную от меня сказку она начинает проигрывать в своём любимом лесу, затем начинает её менять… Играет так несколько дней, затем переходит к другой сказке. Через несколько дней может вернуться к предыдущей или начать объединять разные сказки. Всё, что придумала за день, с увлечением рассказывает мне по вечерам. Надо сказать, выношу я это с большим трудом. Петя давно уже не выдерживает и убегает к себе в мастерскую. Оказывается это очень трудно, слушать в тысячный раз, каким тоном сказал медведь, - сяду на пенёк, съем пирожок. Кстати, пирожков-то у нас как раз и нет, не на чем готовить. В корабле нашем печки нет, а автоматическая кухня готовит только питательную пасту и напитки. Развести костёр на поляне – не удаётся, - здешние деревья не горят.
Да, у Пети радость, - его семечко проклюнулось в оранжерее маленьким зелёным ростком. Он так и прыгает вокруг него, каждый день измеряет скорость роста, притащил какой-то прибор для исследования цвета листьев. Говорит, что спектр цвета листьев деревца в оранжереи весьма отличен от аналогичного у деревьев снаружи. К сожалению, у дерева на поляне листьев давно нет, дерево это после цветения засохло.

** - **
Кум.
На третий год я заметил, что Маша, как зовут самое маленькое семечко, способна к мысленному контакту. Несколько раз она останавливалась рядом со мной и слушала мои мысли. Сейчас я вполне мог бы с ней общаться мысленно, но опасение, что меня тогда не возьмут с собой на корабль, так называется их большое дерево, останавливает меня.
Впрочем, Маша нашла себе собеседников интереснее, чем я. Она убегает в лес и говорит там с кем-то очень большим, только я не могу понять с кем.
Время идёт незаметно, я жду и ничего больше не делаю. Главное, не привлекать к себе внимания того огромного, с кем каждый день беседует Маша. Родители её так ничего и не понимают. Не понимают, что это огромное мыслящее никогда не отпустит от себя Машу, если Маша Ему понравится. Вот поэтому сам я молчу и притворяюсь простым немыслящим деревом.
На днях уловил мысль семечка-Петра о том, что он ждёт моего цветения, чтобы собрать семена. Что за странное желание собирать чужие семена?! Но мне это «на руку», как они выражаются. Сделал им цветок из своего парашютика, используемого обычно при полётах в космосе. Поверили и целый день плясали вокруг меня. Наутро закрыл парашют и свернулся в виде семечка…
Ура! Цель достигнута! Меня перенесли внутрь их основного дерева!! Ждут появления первых листочков. Не возражаю! На радость Пети выпустил несколько зелёных листиков. Один он от радости сорвал. Ничего, пусть рвёт, лишь бы не выбросил из корабля.

** - **
Из дневника Александры
Прошло ещё два года. Машеньке семь лет, пора в школу. Мы с Петей готовы дать ей всё, что знаем сами, но сама Маша не признаёт никаких занятий. Я горько раскаиваюсь, что читала ей в детстве сказки. Ничего иного Маша и знать не хочет. С утра кричит, - мама, я пошла к медведю! – и до вечера скрывается в лесу. Я в отчаянии. Петя пару раз пытался найти её в лесу и привести домой, но неудачно. Маша знает лес гораздо лучше нас и прячется там так, что найти её невозможно. На наши призывы – не отвечает. С завтрашнего дня Пётр решил вообще не выпускать её из корабля, пока она не привыкнет к школьной дисциплине.

** - **
Пишу последнюю запись в своём дневнике, чтобы те, кто найдёт этот дневник, знали, что с нами случилось.
Как я уже писала, мы начали серьёзно заниматься с Машей. Пора ей было осваивать школьную программу. Для этого мы решили несколько дней не пускать её в лес. Корабельный шлюз, закрывающийся тяжёлым штурвалом, представлял для семилетнего ребёнка непреодолимую преграду. Тем не менее, однажды утром мы не обнаружили Маши на корабле. Шлюз был открыт. Как уж она сумела это сделать – не знаю. Мы выбежали наружу. Пётр взял с собой ружьё, не для защиты, а на всякий случай, чтобы выстрелом давать о себе знать, если разойдёмся в лесу. Целый день мы бродили по лесу и искали Машу, но так и не нашли.
Вечером сидели около корабля и думали, что же нам делать. Вдруг из леса выходит Маша и оглядывается назад, как мне показалось, с испугом. Тут затрещали кусты, и из леса выскакивает что-то огромное, чёрное и бросается к Маше. Пётр среагировал мгновенно и выстрелил из своего ружья. Но разве такую махину остановишь одной пулей. Этот инопланетный медведь бросается на Машу, хватает её и уносит в лес. Пётр ещё успел выстрелить медведю в спину… И тут началось… Мы наверное потревожили целую стаю медведей, потому, что они полезли из всех кустов. Страшные, чёрные, с острых жёлтых зубов капает слюна. Мы поняли, что нам с ними не справиться. Еле успели прыгнуть в корабль и закрыть шлюз. Чувствую, обшивка корабля дрожит от их могучих ударов.
Петя говорит, - ничего, сейчас я вас поджарю, - и запускает реактор. Забыл бедный, что реактор наш уже давным-давно не работает. Но тут реактор вдруг заработал. Корабль моментально взлетел вверх, расплющив нас с Петей по полу. Очнулись мы в космосе уже довольно далеко от пленившей нас планеты. Вот и всё.
Маша погибла, и жить мне теперь незачем. Надеваю скафандр и ухожу наружу в открытый космос. Прости меня, Петя!

** - **
Кум
Я очень сомневаюсь в умственных способностях родителей Маши! Только на седьмой год обнаружили-таки, что Маша давно не их семечко! Что она уже давно в контакте с тем большим мыслящим, что живёт здесь на этой планете. Оно такое большое, что я не могу его измерить. Быть может, эта планета и является целиком этим мыслящим. Но мои умники решили сражаться с ЭТИМ за своего ребёнка. Почему бы сначала не поговорить, а тут шум, бах-трах, чуть своего ребёнка в сутолоке не прибили, но планета не дремала, Машу спасла, а их самих вместе с кораблём вышвырнула прочь.
Но глупости их на этом не кончились. Сначала та, что звалась Александрой, надела скафандр и выпрыгнула наружу. Затем Пётр также надел скафандр и последовал за ней. А мне что теперь делать? Сил на самостоятельное путешествие у меня нет, их кораблём я управлять не умею. Пришлось постараться. Вынул корни из земли, прихватил большой моток верёвок и тоже отправился наружу. Верёвку привязал к кораблю, другой конец зажал веткой и полетел на поиски моих самоубийц. По мысленному сигналу нашёл быстро. Летели они обнявшись вместе и ни на что не реагировали. Связал верёвкой и втянул обратно на корабль. Хорошо хоть в космосе предметы ничего не весят, а то бы не справился. Закрыл шлюз, отвинтил шлемы – пусть дышат! То, что им обязательно надо дышать я понял ещё ранее из их разговоров.
Пока они не очнулись, вернулся обратно на своё место и укоренился! Порядок! Мои страдальцы улеглись в узкие ящики и отключились – говорили что-то про анабиоз. Но корабль, я чувствую, летит куда надо, и моя любимая всё ближе и ближе!

** - **
Наконец, прибыли, наш кораблик пристыковывают к большему. Щёлкнул запор люка.
- Так, что мы имеем? Двое спящих. Хорошо, хоть автоматика не подвела…
Один из спасателей поочерёдно воткнул иголку прибора в тела спящих.
- Просыпаемся,…, просыпаемся!
- Я не хочу больше жить! Оставьте меня! – Это голос Александры.
Ей вкалывают ещё одну иголку, и она затихает.
- Доктор, что с ней? Она будет жить? – это уже Пётр.
- Полное одичание! Жить будет, но детей ей иметь не позволят. Одичание зашло слишком далеко!
- Говорил я ей, не есть тех диких грибов! – это опять Пётр.
- Да, батенька, неизвестные грибы не следует кушать.

Глава 1 КУМ

Его звали Кум. Почему? Потому, что отец его был Кум и мать его была Кум. И потому, что он был последним ребёнком своих родителей, который один мог продолжить род Кумов. 

Родители выбрали маленькую мрачную планету на перепутье меж двух звёздных систем. Здесь, вдали от суеты большого мира, отец и мать вскопали каменистую почву и опустили в ямку своё последнее семя. Здесь прошли долгие годы, пока вырос их сын…

Кум уже давно вынул свои корни из земли и свободно передвигался по всей планете, а родители его постарели, вросли в землю, но, как и раньше, оставались стройными и красивыми.

Кум подошёл к источнику, – небольшой тёплой лужице среди холодных камней, – и плоским каменным черпаком погнал воду по узкой канавке. Он знал, что сейчас его родители будут рады воде. Со времён детства он помнил эту суровую планету: камни, мёрзлый грунт, через который почти невозможно протиснуть корни, и обжигающее ядро в центре. Абсолютный ноль на поверхности и раскалённые газы внутри. Только ради него решились родители пустить здесь корни.

Первое ощущение в детстве  была вода: не холодная и не обжигающая, а ласковая тёплая вода из источника, которую он впитывал всем своим телом.…  Радость от этого осталась на всю жизнь.

Как сейчас он помнит: ему 10 лет, его корни давно уже пронизали всю планету, отец учит его межзвёздной сигнализации

- Ну, сынок, - говорит мать, - если ты так плохо будешь работать, я тебя больше не буду поливать.

И он, встряхнувшись, опять начинает зубрить, хотя его давным-давно поливать уже ни к чему.

- Если ты не выучишь азбуку, - говорит отец, - ты никогда не найдёшь себе друга.

Но сам-то он нашёл, нашёл маму безо всякой азбуки и вообще без слов в холодной пустоте, где она обессиленная и едва живая уже не подавала никаких сигналов…

Мама всегда любила тепло, но мало о нём рассказывала. Они прожили весёлую жизнь на тёплой планете с тёплыми ласковыми дождями, с мягкой зелёной травой.… Там погибли все их дети. Нет, не из-за несчастного случая, - виновата была та самая мягкая нежная трава…

Вот и восход далёкого солнца. Мама подставляет ему все свои листья. Нелегко ей пришлось привыкать к здешнему миру.

- С добрым утром, - Кум подошёл к двум старым деревьям.

Отец что-то прошелестел в ответ, впрочем, вряд ли он что-либо теперь слышал…

Уже целый год Кум ждал: отец и мать готовились цвести. Здесь, на этой пустынной планете, только Кум мог опылить цветы, и только он мог сохранить семена…

А потом ему будет нужна жена, так как только женщина способна своей лаской пробудить к жизни семена, посаженные глубоко в землю…

** - **

Первое путешествие Кума.

Так окончилось детство. Последний взгляд на деревья, вряд ли Кум когда-нибудь снова увидит свою родную планету и своих родителей, застывших в бесконечном сне… Перед ним долгий путь через всю Вселенную и начало этого  пути – самое страшное для дерева. Огонь! Это похоже на самоубийство. Огонь! Обрывая раскалённые нервы! Катализ! Сверхогонь! Кум взмыл над родной планетой, сгорая в ослепительно-белом пламени, и помчался прочь. В последний момент, когда реальная смерть была так близка, из объятого пламенем тела вырвалась маленькая чёрная почка. Вырвалась, медленно развернулась в огромный полупрозрачный цветок, который заскользил, гонимый космическим световым потоком, всё быстрее, быстрее…

В середине чёрного цветка краснел небольшой бутон, содержащий семена и то, что осталось от самого Кума. Путешествие началось. Для космических далей скорость у Кума была явно недостаточна, но он знал, как увеличить её практически до бесконечности. Скорость… Что такое скорость? – вспомнил Кум уроки отца. – Скорость – это расстояние, пролетаемое за единицу времени. А что такое единица времени? – Это простейший такт твоей жизни, длительность которого ты волен выбирать сам! Выберешь короткий такт – скорость будет маленькой, длинный – скорость увеличится. Ты можешь достичь сколь угодно большой скорости… Но… при бесконечной скорости ты теряешь точность управления полётом и становишься весьма уязвимым.

Кум увеличил длительность своего такта времени и неподвижные звёзды вокруг него сдвинулись со своих мест и бросились навстречу, обтекая справа и слева. Зов!!! – Тишина… Кум не чувствовал зова, но, как в своё время его отец, верил в удачу.  Он верил, что найдёт в просторах космоса ту единственную, предназначенную быть матерью его детям.

Каждый такт времени уносил частичку его жизни… Но зова не было…

Ещё немного и он потеряется в просторах космоса без сил и без надежды на спасение. Так могла погибнуть его мать, если бы не сверхчутьё отца. Нужна планета, где была бы волшебная жидкость, дающая жизнь таким, как он – вода!!! Увы, вариант был единственный – пустынная планета, где не было ни рек, ни озёр, но где-то под поверхностью Кум чуял воду. Медленно спланировал парашютик  Кума на поверхность. Тишина и пустота встретили его внизу, но что-то… что-то всё же здесь было… на грани его чувств и сознания. Главное, корни чувствовали в глубине воду, и скоро они пили, пили и не могли остановиться… Затем включились другие чувства, - здесь был воздух, и здесь было тепло… Кум выпустил первые зелёные ростки… Не прошло и двух сотен тактов жизни, как Кум обрёл вполне приличное тело и огляделся… То, что он увидел, его поразило. Вся земля вокруг была покрыта зелёными ростками, как две капли похожими на него самого…

** - **

Прошло два года (счёт времени изменён в соответствии с обычаями читателей), Кум был готов продолжать своё путешествие. Он вынул корни из земли, отошёл от линии леса, природу которого так и не понял. Пора было прощаться с загадочной планетой. Привычно вызвал ощущение огня в нижней части ствола… И ничего… К удивлению Кума огонь, сжигающий тело при взлёте, не загорелся. Повторив несколько раз безнадёжные попытки взлететь, Кум понял, что так и не сможет сделать этого. Всё было кончено, дальнейшая жизнь Кума потеряла смысл… Наступила осень, осень его жизни, его листья пожелтели. И листья остальных деревьев в лесу - тоже. Осенний лес молчал, и в тишине проходили неслышимые года… Кум замедлил такты своей жизни и не замечал времени, пока однажды далёкий гул не всколыхнул воздух уснувшей планеты.

Продолжение:

http://prudkovskij.blogspot.ru/2015/04/2.html

Моя мама Жизнь после войны

Вера по окончании школы поступила в Менделеевский институт, я – в Энергетический. Обе по любви к нашим замечательным учительницам. По математике меня готовила моя тетя Мария Николаевна, которая к этому времени издала свой задачник по высшей математике и получила звание Заслуженного Учителя. 
Теперь она работала в Загорске. Я стала постоянно ездить в Сергиев Посад к тетушке по воскресениям – сходить в храм и привезти от нее картошку с ее огорода. В Москве я проводила ночь под большие праздники в Елоховке – там я единственный раз видела патриарха Сергия на Рождество и за четыре месяца до его смерти. Пели там наши лучшие певцы и присутствовали послы Англии и Америки, правда, не ночью, а уже на поздней службе, которую я тоже после службы ночной не пропускала, передохнув там же, в храме положив голову на сумочку, а то потом туда и не войдешь из–за многолюдства. У меня была бархатная сумочка, на которой мама вышила гладью пучок фиалок. 
С Верой мы стали видеться очень редко. Телефона в общежитии не было, и нас захватили новые заботы. На моем курсе двести девочек. В моей группе юношей нет, в других группах один-два – очень больные: на костылях, сердечники с пороком или сильно близорукие. Среди девочек я занимаю привычную для меня нишу – бесспорной отличницы и демонстрирую это тем, что всегда выхожу на экзаменах отвечать без подготовки. Один раз, правда, меня устыдили. Только я поднялась с просьбой отвечать, как меня дернула сзади за платье Инна Синицкая: “У нас всегда первым отвечает Павлик”. Большой умница этот Павлик Стоянов, приходил на занятия на двух костылях – врожденный дефект. Я устыдилась и села. А Инна, всегдашняя его заступница, вышла за него замуж и потом они оба работали над созданием отечественного электронного микроскопа у Николая Гавриловича Сушкина, который и вел у нас курс электронной микроскопии. На моем курсе собрались девочки, решившие посвятить жизнь науке. Это был еще более однородный монолит, чем у нас в школе. Все инородное отторгалось. Таков, например, Иван... Он отличается красотой и хорошими манерами, Он добросовестно учится, не сядет, если девочка стоит, всегда пропустит в дверь впереди себя. Это воспринимается как отсутствие простоты и даже раздражает. Да и все мальчики – инвалиды в своих семьях убереглись в какой–то мере от общественного воспитания и не испытали такого пресса среды. Они, как правило, умнее и талантливее нас. И все они ведут себя очень активно. Для них выбор будущей жены – вопрос выживания. Один не упускает возможности приставать к нам с моей подружкой Ниной с разговорами – и на лекции, и по дороге домой. Чтобы отделаться от него, ныряем в новый широкий чистый туалет и, сидя на широком подоконнике, обсуждаем уроки. Через полчаса выходим – он стоит против двери в туалет и ждет. С диким хохотом срываемся в бегство по лестницам. 
Напротив того, Вилька Радин сразу берет на себя роль вожака. Организует наши поездки по выходным в швейные мастерские – чинить солдатские рубахи или по ночам – в Южный порт – грузить картошку из трюма на конвейер. Он же запевала на всех переменах. Вообще, мы к мальчикам относились нормально, по–дружески. Отвергалось только ухаживание, как странное и ненужное. Да мы, и правда, были так молоды – не доросли до взрослых проблем! Ко мне очень часто ходили консультироваться или "поплакать в жилетку", но если на этом основании заявляли права – я очень возмущалась таким способом закабаления – что за иждивенчество! Кроме того, не миновала еще нас и судьба наших старшеклассниц, хотя бы и после окончания института. МЫ фатально считали это неизбежным – война–то еще не кончилась – ВОЙНА, хотя и откатилась на Запад. Очень ярко запомнился батальон девушек, который проходил мимо нас по улице в Рязани. Все в новенькой солдатской форме, такие крепконькие, все одинаковые они шли и пели в такт шагам: "Белоруссия родная – Украина золотая – Наше счастье молодое мы стальными штыками оградим".  Ну, вернемся на наш первый курс, к обещанному Вам рассказу о личной жизни: скромные подходы Ивана – его бережное отношение ко мне, как к иконе, меня испугали. Я тоже считала, что он не простой! Я не понимала этой сложности и сторонилась её. А кроме того, глядя ему в глаза, я почувствовала какую–то бездну – возможность потерять власть над собой. Берегись – ты до него не доросла. Так я отвергла предназначенную мне судьбу. Женился Иван поздно – когда моему сыну Андрею было два года – и на девушке с другого факультета. Бережно заботился о семье: родителях, жене, двух дочерях. И, оказывается, всю жизнь был православным, что тогда тщательно скрывалось. Успел до своей ранней смерти поработать директором института. Вот где его культура и манеры были на своем месте! Его даже уборщицы до сих пор поминают: каждую–то знал по имени и отчеству – входил в ее заботы! И я его поминаю... 
Будучи на математическом кружке, после доклада о метрических пространствах, я получила адрес ТБ больницы, где лежал один из членов кружка - Прудковский Гаральд, с тем, чтобы всем по очереди его навещать и чем–то кормить... Все было привычным и понятным. ТБ я не боялась и знала как себя вести. Так я встретилась с моим будущим мужем. Он так хотел поправиться, так верил мне... Чтобы создать ему режим, надо было вырвать его из общежития и получить отдельную комнату, которую давали только семейным. Так мы расписались и стали ждать осени. Я научилась сама делать ему уколы. Приезжала из Воронежа его мать, и вместе с ней мы ездили навещать его на Яузу в больницу. И, не упрекая меня за произвол, Бог и тут наградил меня счастьем. Счастьем была и борьба, счастьем и выздоровление. Через десять лет врач торжественно нам объявил: " Вы нам не нужны, а мы вам. С тех пор Гаральд четко выполнял режим, который его спас, – МАКСИМУМ СВЕЖЕГО ВОЗДУХА – ПИТАНИЕ И ПОКОЙ – все просто. 
На третьем курсе к нам вернулись фронтовики – те, которые уходили с третьего курса на войну – люди сложившиеся, взрослые, умные и достойные уважения. И в то же время с тяжелыми ранениями и, хуже того, с привычкой выпивать. Им на фронте выдавали ежедневно сто граммов водки. Их было десять человек с курса. По числу вернувшихся с курса можно было судить, какой процент мужчин погиб: на курсе двести человек, то есть пять ПРОЦЕНТОВ вернулись. Если говорить о моей школе, то из всех мальчиков мне довелось увидеть только Саню. Наша учительница Надежда Ивановна как–то разыскала в Москве восемь человек из своего бывшего класса. Был и Саня – серьезный, умный, без иллюзий – кормилец семьи – жена, двое детей. НАДЕЖДА Ивановна приготовила нам вкусные заливные желе – лимон и вишенки и всё она – уже дряхлая старушка приговаривала:  “Кушайте – кушайте, дети так любят сладкое”. 

 Жилье и работа. 
Победа – исполнившаяся мечта и мир на все времена! Надо жить и работать. После окончания учебы меня распределили на вредную работу. И за два года работы с открытой ртутью я основательно испортила здоровье. Не сразу удалось перейти на преподавательскую работу. Жилье мы вначале снимали у людей, которые уехали по контракту в Монголию на три года. Получала я тогда сто двадцать руб. зарплаты – правда, и цены были другие – ботинки 20 руб, хлеб – 13 коп. Но надо же и свой дом строить. Посадила я семью на два года на одну треску и маргарин, чтобы отдать долги за кооперативную квартиру. Тогда однокомнатная квартира стоила 2000 р., двух комнатная – 3600, а трехкомнатная – та, в которой мы сейчас уже больше 30 лет живем, стоила 6900 р. К тому времени я уже защитилась (на кафедре теоретической физики в Московском Университете – сокращенно – МГУ) и получала 320 руб. – и, все равно, не смогла бы выкупить квартиру только за счет долгов у друзей. – Тетушка Мария Николаевна выручила, а я так и не смогла отдать ей долг до ее смерти, наоборот, – еще от нее получила, как единственная наследница, немалую сумму. Режим требовал максимального пребывания на свежем воздухе. Суббота и воскресение проходили в туристском походе. У нас появилось много друзей. Детей с малолетства приучали жить в палатке, разводить костер. Наши одинокие девушки – друзья отчаянно мне завидовали, не понимая, какого напряжения сил стоит мне эту жизнь выдерживать. 
Удары судьбы: смерть бабушки. Операции у мамы – после работы не пускают к ней в больницу: поздно! Купила белый халат, шубку бросаю за шкаф в вестибюле и иду к маме, делая вид, что я медсестра. Дети – у соседки – бездетной. Но вот еще – очередное увеличение семьи – после 2 старших детей новая радость – появились в семье ещё двое малышей:– возимся с ними – и постепенно проходит боль от утраты. В два с половиной года отдаем их в детсад – делать нечего – некому с ними сидеть дома. За истекший период у меня сменилось шесть домработниц. Ну а детсад – это все детские болезни и довольно серьезные... Так и идет дело – до школы. 
Должна покаяться – я не воспитывала моих детей. Так, иной работяга спешит домой в надежде отдохнуть в семье – поиграть с ребенком и на время забыть дневные заботы – а жена срочно наваливает на него новые заботы, которые накопились в его отсутствие. Волею судеб и я оказалась главным кормильцем семьи и добытчиком денег. БЫЛО ОЧЕНЬ ТРУДНО. И сложности на работе, и боли в животе, и бессонница, и зубная боль – все противная ртуть наделала. После работы надо зайти в продуктовые магазины – везде очереди – надо купить детям одежду – надо в школу на родительские собрания – надо ехать снимать дачу или добывать путевки. Естественно, общение с детьми легло целиком на маму, за что она и упрекала меня в легкомыслии. Действительно, приходя домой, я могла только играть с ними, так как и сама нуждалась в отдыхе и не могла заниматься разборкой их поведения. Да и это было очень недолго – я загоняла их перед сном в ванну – вымыться, требовала, чтобы они постирали свои трусы, носки и повесили их на сушилку – да одели чистые пижамки, вот и все воспитание! А уж утром они сами справлялись. Уложив их, срочно садилась за подготовку к своим занятиям на завтра. Когда они выросли – и забот прибавилось: образование детей, обеспечение их жилплощадью (для молодых семей). Дочке, например, мы скопили приданое в сумме достаточной для покупки однокомнатной квартиры – а ей и свекор еще помог – и теперь у нее трехкомнатная квартира. Младшему сыну мы выменяли однокомнатную квартиру, среднему – комнату в коммунальной квартире, старший сын ушёл жить к жене. А тут еще организация четырёх свадеб! Этим и ограничилось мое участие в судьбах детей. Не зная толком, чем они живут, я полностью устранилась от их проблем и конфликтов. Мама, напротив, была в курсе всех их дел и опять упрекала меня за отсутствие цели в моей жизни и в легкомыслии. Справедливо – целей у меня и не было – только бы выжить, справиться с неотложными делами, а дома чуть–чуть отдохнуть, поиграть с внуками. Где уж мне разобраться с их проблемами, когда я обо всем узнавала последней. Вот – типичная ситуация, когда вместо ушедших мужчин, в семье на их место встали женщины. Однако, был у нас и свободный период, когда дети выросли, но еще не обзавелись семьями (1975 – 83 гг. ). Часто ходили в театр, – прослушали все оперы в Большом, в Малом, в Современнике, - весь их репертуар, имели 2–3 абонемента в Консерватории, а летом отправлялись в туристские походы на Кавказ или в Закарпатье. Да и болезни в то время слегка отступили – и у нас, и у мамы. 
Стали перечитывать классику – Тургенева, Островского, Достоевского. Смотрели фильмы Акиры Куросавы, читали Фолкнера, Кабо Абе. Увлекались стихами Мартынова, Валентина Берестова – в общем сменились ориентиры – взамен друзей по туризму появились новые – лет на десять моложе, но одновременно с нами вбежавшие в новое культурное пространство, которое возникло уже после преодоления последствий войны. 
Ну что сказать в заключение о нашем поколении? Все девочки прожили достойную и счастливую жизнь. Они вынесли на своих плечах послевоенную разруху. Работали начальниками цехов. Тянули на Камчатке линии электропередачи, работали на ядерных объектах в Свердловске и Челябинске. Увы. Похоронили мужей и вырастили бесконечно дорогих безвольных сыновей. И сейчас, в новых условиях, головы не потеряли – за любую работу берутся, – и церковь не оставляют. 
Большинство взялось за глубокое изучение Библии и святоотеческих авторов – чего были лишены в юности и что так важно в старости, чтобы понять смысл жизни. Очень интересно, что все считают свою жизнь счастливой – и не Тютчева цитируют на закате дней, а Бунина – он как – то ближе по духу. Им и я закончу:


 И цветы, и шмели, и трава, и колосья, 
И лазурь, и полуденный зной... 
Срок придет – и Господь сына блудного спросит, 
Был ли счастлив ты в жизни земной?

 И забуду я все – вспомню только вот эти 
Полевые пути меж колосьев и трав... 
И от сладостных слез не успею ответить, 
К милосердным коленям припав . 

 Низкий поклон тем, кто помог мне состояться как человеку: бабушке, внушившей мне нравственные основы, маме, научившей меня трудолюбию и тетушке, поддержавшей меня материально, а также учителям, которых мы любили и которые в нелегкие времена помогли нам почувствовать себя детьми великой России.
Начало:
http://prudkovskij.blogspot.ru/2015/03/blog-post.html

Моя мама Война

Воскресенье 22 июня взрывается стонущими гудками завода, Так он гудит только при пожарах, потому что на заводе такой запас взрывчатых веществ, что может погибнуть наш поселок. Но сейчас другое – у завода толпа плачущих женщин... Жизнь резко меняется. Старшие дети с восьмого по десятый класс едут под Смоленск рыть окопы. Мы – с четвёртого по седьмой классы – едем за 60 км. от дома собирать на болотах сено. С нами едет молоденькая учительница по литературе – безвольная. Опасаясь анархии, особенно в вопросах питания, девочки поддерживают жесткий порядок. Из трёх дежурных, остающихся в лагере для готовки обеда, одна обязательно старшая девочка. Юрка, сын директора, уже поймал на болоте ужа и норовит засунуть его учительнице за пазуху. Приходится мне отнимать у него ужа. После него руки противно пахнут селедкой. У НАС две громадные палатки – для девочек и для мальчиков – спим на сене. Но в первую ночь не спали из–за комаров. Заснули только утром на песке у реки, там ветер разогнал комаров. Потом мы разводили в палатке дымный костер. После каши на заре одноногий лесничий ведет нас лесом на болота. Идти далеко 6 – 8 км. Всю дорогу мой милый друг Вера рассказывает мне очень подробно прочитанные книги. От нее я впервые узнаю Айвенго, Квентин Дарварда, Веницианского купца, Графа Монте Кристо, Трёх мушкетеров – и ведь все их разговоры помнит. С такой памятью она могла бы учиться не хуже меня! На болотах мы выносим траву, скошенную лесником, на поляну и сушим ее. У нас на обед кусок сахара и краюха хлеба, а воду пьем болотную с живыми инфузориями. Правда, мы цедим ее из бутылки сквозь уголок косынки. Вечером нас ждет обед из консервов и сон в палатке. Болото быстро расправилось с нашей обувью. А Юрку, вообще, угораздило сесть между кочками в болото по грудь. Поэтому мы идем в соседнее село и покупаем там брезентовые туфли. 24 ИЮЛЯ В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ я вызвалась дежурить. В этот день к нам пришел милиционер и забрал наш школьный приемник. Последнее, что мы слышали, – это то, что бомбили Москву. Теперь мы совсем отрезаны от мира в дремучих лесах. Может уже немцы и наш дом захватили? Но в сентябре благополучно возвращаемся домой. С радостью узнаем, что и наши старшие вернулись. Окопов они не успели нарыть, но 200 км бежали под огнем. Немецкая армия катится лавиной. Мама сложила рюкзаки. Может и нам придется бежать, только бабушка очень слаба, надо ее везти. 
Весь сентябрь и октябрь работали на поле – выбирали из мерзлой глины картошку. В ноябре началась учеба. Мальчики девятых и десятых классов ушли на фронт, несколько позже встали к станкам подростки 12 – 14 лет. Им выдали рабочие карточки, они жили в общежитии и учились там в вечерней школе. Для девочек общежития не было. Родители сказали – учиться! В классе углы покрыты льдом, сидим в полушубках суставы рук красные и распухшие. Учителя ушли на фронт. 
Голода еще нет. Всем рабочим на заводе дают обед даже с кусочком мяса. Иждивенцы получают по 300 гр. хлеба – до весны. Весной кончаются запасы. Собрав самые красивые кофточки и платья, идем с мамой по деревням, метет поземка, через шесть км. деревня. Бабы рассматривают нас, примеряют наряды. Приносим круг топленого масла и мешочек пшена. В другой раз приносим ведро картошки. Мама разрезает каждую картофелину на три – четыре части с глазком посерёдке. Их кладут на доски на моей кровати для яровизации. Немцев от Москвы отогнали, но опасность существует. Завод распахал землю до самого оврага. Всем рабочим дают огород десять соток. Мы посадили картофельные глазки. Они толстые, зеленые, мохнатые. Все удивляются, когда на черном поле зеленеет один наш огород. Однако, есть нечего. Бегаю с мешочком по всем межам – ищу крапиву. Бабушка варит из нее пустые щи. Хочется чего–то твердого. И так два месяца, пока не начинает проглядывать молодая картошка. А завод работает бесперебойно на старой картошке, но попробовал бы кто-то взять со склада хоть одну картошку! Зима. Мама приходит с работы поздно. Вывешиваем ее химическое платье за окно. Берём фонарь и идем в сарай пилить и колоть дрова – в жизни не видела таких перекрученных и сучковатых древнин. 
Вот так и идет дело всю войну – Сталинградская битва – возвращение уцелевших батюшек из лагерей и битва на поле Славы в Прохоровке, где солдаты видели Божью Матерь на облаках, и был, наконец, сломан хребет немецкой армии – и она покатилась назад. В девятом классе наших мальчиков призвали в военные училища и отправили на Восток, на войну с Японией. Между тем, преподавание в школе шло по полной программе. Хотя все учителя были на фронте, к нам приехали в эвакуацию семьи химиков из Москвы, которую немцы продолжали каждую ночь бомбить. Химию и физику преподают чудные учительницы. Хорош также и математик – хромой, больной, бледный, но с каким чувством юмора: как смешно он умеет осадит неумеху! Мы особенно стараемся на его уроках, чтобы не попасть ему на язычок. ВВ сохранили от фронта по броне, но для этого он должен перейти на работу в спиртовой склад завода – опасное место, но у него уже семья, и он должен – загубили талантливого учителя... 
Девочки продолжают учебу по полной программе. Уже прочитан Дон – Кихот с осуждением рыцарей и дам и написаны сочинения про Обломова. В условиях холода и голода так нелепы и смешны их проблемы. Обычные девичьи мечты о любви или женихах отсутствуют полностью. На переменах собираемся кучками и поем, поем о подвигах, о жертве, о труде во имя отчизны. Настрой на подвиг на уровне подсознания – сознательно на войну не хочется, но все с этим смирились как с неизбежностью. Окончившие школу девочки давно уехали: кто в школу медсестер, кто в зенитную школу, кто в связистки или поварихи. В тылу остаются дети, старики и инвалиды. Общественная среда мощным прессом сформовало наше поколение. (Именно тех, кто встретил и провел войну в школе с еще неустановившимся характером – в отличие от тех, кто встретил ее по окончании школы). Из нашего поколения сформировался монолит, резко отличавшийся по убеждениям и психическому настрою от того, что считается нормой. Например, исчезли индивидуальные отличия – все стали коллективистками – не возникало в зародыше чувство влюбленности. И ТОЛЬКО архаичное присущее женщине чувство жалости, сохранялось – заботились о больных щенках, спасали котят... Кстати, интересная черта, - в наших деревнях: о муже говорят: "Он жену жалеет" слово "любовь" употребляется в другом контексте: "он баб любит”. Немцы вывезли из черноземных областей на платформах чернозем – тот знаменитый чернозем четырехметровой толщины, который так изумлял на Первой Всемирной выставке в Париже посетителей. Вывезли и трудоспособный народ. А у них и собственное население голодало из–за многолетней войны с Европой. 
И наши русские рабы там голодали. И у нас – колоссальное напряжение сил… Утром – "Вставай страна огромная, вставай на смертный бой! с фашистской силой чёрною, с проклятою ордой!" – вместо привычной песенки – побудки – "Нас утро встречает прохладой – нас песней встречает весна" и т.д. 
Приходя из школы, вяжем варежки бойцам, готовим им подарки и открытки. Открытки очень хороши: “Василий Теркин”, “Немец пролетел”, “Смерть пастушка”, “Плен партизана”, “Зоя Космодемьянская”, “Сталинградская осень” – все это талантливые, художественные картины – и они берут за душу – требуют помочь, спасти с напряжением всех сил! И фронтовые песни туда же зовут – на подвиг и смерть за наших людей, за Отчизну. 
Продолжение:
 http://prudkovskij.blogspot.ru/2015/03/blog-post_82.html

Моя мама Школа 30-х годов

(Ст. Нижне – Мальцево Ряз. Обл. , имение Воронцова – Вельяминова). 
В Рязанской области на реке Олешня, впадающей в Цну (а Цна – в Оку), вольно раскинулось имение с парком, прудами, барским домом, поселком многочисленной дворни. Был там артезианский колодец, а на реке расположился винокуренный завод. В трёх км. сохранилась церквушка с кладбищем. И свалились мы на голову Марии Николаевне, которая работала учительницей математики в старших классах и снимала квартиру у хозяйки на селе. Ей к урокам готовиться надо – стереометрия, тригонометрия, – а тут я с разговорами. И взяла она меня за руку и отвела в первый класс к знакомой учительнице на год раньше срока, да еще в ноябре месяце – благо по росту я была повыше многих. Так попала я к молоденькой учительнице Надежде Ивановне, которая умела держать класс и всегда говорила о себе, что она хитрая. Школа была старинная, еще от барина. А вот завод стал уже не винокуренный, а химический, оборонный. На основе свеклы и картофеля там производились спирты, смесь которых годилась, как горючее для танков. Мама стала там работать в плановом отделе. Думаю, тетушка правильно со мной поступила, хотя поначалу мне много доставалось особенно от мальчишек, не любивших тетю за двойки. Впрочем, я никогда не жаловалась – Царство им Небесное – все полегли на фронтах Отечественной! В начале девятого класса их забрали, выдав им аттестат об окончании школы. 

 Подруги. 
У меня появились друзья: Галя, с которой надо было быстро убежать от ее сестренки Люси, которая привязывалась просто невозможно, и маленькая хозяйственная Таня, с которой мы держали стол и дом и принимали гостей. Смущало меня, что по окончании угощения Таня говорила: "Ну а теперь давайте ругаться" – и выкладывала дорогим гостям все их грехи и обиды за десятилетия. Ничего не поделаешь – таков обычай. Куклы все стерпят. А природа кругом – чудо – кудрявые кусты над глубокой рекой, холмистые луговые просторы, цветы, песчаные дорожки, редкие села. Только леса не было, зато у всех деревенских домов сады. 

 СПАСЕНИЕ СОБАКИ. 
Гуляя в ледоход с Галей, мы увидели, что среди льдин плавает собака. Она никак не могла взобраться на скользкую льдину. Помчались в соседний дом, там оказался хозяин собаки. Он полез в реку и вынул собаку и выжал ее, как тряпку, – она без сил лежала на траве и сама плоская, как тряпка. Завод выделил нам квартиру на первом этаже – на втором помещались охранники, иногда они здорово плясали. А в основном занимались стройподготовкой или стреляли грачей в помещичьем парке. Не знаю, что они имели против нас, но первое страшное горе посетило меня, когда на моих глазах охранник застрелил моего друга – собаку Букета. (Второе – было известие о смерти отца, но это позднее) Я ДОЛГО ПЛАКАЛА У БАБУШКИ НА РУКАХ. Она сказала: надо молчать – и мы молчали. Время – то было страшненькое: исчезали люди – исчезли учителя – муж и жена – очень образованные – из бывших дворян. Директор завода возил в район машины со спиртом в подарок партийным и разведдеятелям, чтобы они не обезлюдели его завод. Были тут квалифицированные специалисты из бывших, а тем надо было регулярно кого-то арестовывать, чтоб оправдать себя на работе, так что вполне могли оставить завод без специалистов. Это составляло постоянную головную боль у бухгалтера – баланс не сходился: куда-то спирт исчезал. А мы с подругами, не ведая всего, играли. Забирались в парке в медвежью клетку, пролезая между толстенных труб, служивших прутьями, качались на ветках над прудом, где жили тритоны. На ветках у нас были “дома” и “телефоны”. Однажды я свалилась в пруд в платье. Тут же побежали с девочками к реке, выстирали платье и долго купались, пока оно сохло. Домой я явилась в сухом, но очень неглаженном платье. Придя в школу в 37-ом году, мы увидели чудо – много разноцветных тетрадей и на каждой рисунки всех сказок Пушкина, и картины: Пушкин у моря, и другие, а на обороте его стихи – радость на целый год! Нет больше – это был новый мир! 
Зимой моим подругам живется легче – не надо каждый день рвать траву корове, окучивать огород. Не то у меня – сплошная борьба за моменты свободного времени: надо наносить бак воды из артезианской скважины за ледяной горкой, купить хлеб, помыть полы – да мало ли дел... 
Бабушка следит за выполнением маминых заданий – по ее учебнику французского – одно склонение глагола и коротенький текст, далее – русский диктант – задание по шитью большой кукле (тряпочное тело, гуттаперчевая голова). Очень медленно шью белье и платье. Школьные уроки тоже время крадут. 
А УЖ КАК ХОЧЕТСЯ ЗАБРАТЬСЯ В КРЕСЛО С ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКОЙ, или сидеть с подругой в темноте и жарить семечки в печке – голландке. Стараюсь хотя бы письменные задания выполнять на уроках и в перемену. Хуже всего, что второй класс учится во вторую смену. Часто и электричества нет. Учительница собирает нас в кружок у печки и читает нам Сибирякова или Челюскина. В печке тлеет торф. Иногда мальчишки вытаскивают брикет и бегают с ним, насадив на пику – торф мерцает в темноте и пахнет. Четыре раза в год мама уезжает в Москву утверждать планы завода. Как нам одиноко без нее. Зимняя ночь длинна. Молимся об ее благополучном возвращении. Поезд стоит на нашей станции три минуты, a у мамы много вещей. Она везет и нам, и соседям все необходимое: одежду, обувь, даже манную крупу. От станции до нас три км. Надо ждать попутку. Правда, никакого криминала нигде нет. Все подозрительные личности упрятаны в лагеря. Нo мы все-таки тоскуем, пока она не появится – усталая но счастливая. 
В этот раз она привозит мне коньки. Речка ниже завода подперта плотиной и потому широка и глубока. Ветры вдоль нее, как в трубе, сметают весь снег, едешь вдоль нее километр, другой против ветра, минуешь завод, затем деревню. Но зато назад несешься как на буере. Лед толстый, чистый как стекло. Катались и на пруду в барском парке. Но там лед тоньше и весь в пузырях. Поднесешь спичку к проткнутому коньком пузырю и вспыхнет болотный газ. К весне – ледоход – жуткое зрелище! Все часами стоят на плотине и около. Толстенные льдины разбиваются о быки моста. Вот одна толстенная лезет на мост. Визг – все отшатываются. Грохот – не слышно слов. Потом половодье, почти до нашего крыльца – мальчишки ездят на досках с шестами. Баня у самой реки, так банщика с женой с крыши спасали. Но я этого уже не вижу – лежу с высокой температурой с крупозным воспалением легких – и так два месяца. Мама привозила профессора из Сасова, его назначения выполнял наш фельдшер Верратти – потомок обрусевших итальянцев. – Руки у меня – одни кости – уколы делает в икры ног. А я занималась в бреду тем, что ловила между пальцами толстую иглу, но она тут же начинала распухать, распирала руку и вырастала в коническую башню. Я встряхивала ее – и она рассыпалась. И снова в пальцах была растущая игла. Ночной жар в темноте, страшная жажда. Мама пыталась меня кормить, резала мармеладку на 6 частей, давала кукле и уговаривала меня – это было до отвращения. Но к концу лета я очнулась. Прибегали подруги, смотрели на меня снаружи окна. Ходить я разучилась. Стали выносить меня в кресле на лужок с маргаритками, в парк. Понемногу и ходить начала, но лето пропало. Впрочем, в третий класс меня перевели со всеми пятерками и даже книжку с наградной надписью дали – “Мюнхгаузена”. Ее сама тетя выбрала в школе и сама мне домой принесла. Тут же начали читать. В эту пору я была дикарем, хоть и способным, но дикарем – и привлекали меня всякие безделушки. Посадили меня за одну парту с Саней – сыном фельдшера. Он, правда, не дрался, но озорник был и дерзкий. Мне нравилась его серая шапка, по которой его было можно различить в толпе, но особенно – его чернильница – широкий приземистый медицинский пузырек с притертой пробкой. На это я и направила свои старания. Тем более, что одной девочке из класса он уже подарил такой пузырек. Моя настойчивость увенчалась успехом – он выпросил у отца и принес мне чернильницу. Теперь только у нас троих из класса были такие – атрибут избранничества! Все другие чернильницы были ужасны – то и дело вытащишь муху на конце пера! Экономить время мне удается лучше всего на уроках русского. У меня природная грамотность, и я стараюсь, чтобы про меня забыли – пишу без ошибок по чутью – что им еще надо – и делаю домашние задания по арифметике на русском – а грамматических правил и до сих пор ни одного не знаю! Из очередной поездки в Москву мама привозит мне куклу – КРАСАВИЦА – у нее голубовато – серые закрывающиеся глаза и мягкие смуглые щечки. Но мама не разрешает открепить ее от коробки, так она и стоит в своем сером пальто и сапожках, словно сейчас уйдет. Мама говорит, что пока я не обеспечу весь гардероб старой кукле, я не докажу, что смогу заботиться о новой. А мне еще столько шить и шить. Хотя с французской грамматикой я освоилась – заметила, что во втором лице всегда на конце s, а каждое новое время добавляет к окончаниям пару букв. И остальные времена – добавка к причастию вспомогательных глаголов – etre и avoir. Ничего сложного – раз – два – и урок готов. Читаю взахлеб, все подряд: – прекрасный толстый журнал “Пионер” – вся мировая классика – сказки, легенды немецкие, французские, “Витязь в тигровой шкуре", " Жених – призрак " и т.д.

 Мое лето. 
В это лето мы с бабушкой встаем очень рано. В церковь мы ходим за три км. в село Оладьино за станцией. Все искусство состоит в том, чтобы выскользнув из двери, мгновенно завернуть за угол и растворится в парке. Религия преследуется, и надо избежать встреч. У нас с собой два больших мешка – на обратном пути наберем в леске сушняка на растопку – и всем ясно, зачем мы уходили. Идем по шоссе через мост над оврагом – и вот – тишина и красота – стоят девочки с атласными лентами на голове, добрые старушки. Вокруг церкви цветут мальвы. Причастившись, идем уже по жаре. На половине пути заходим в овраг, сидим на травке под дубком. До сих пор помню темно-вишневую бархатную шляпку найденного тогда гриба. А один раз нас застала здесь сильная гроза. Бабушка ловко сложила углами мешки, превратив их в два плаща. Впрочем, домой пришли все равно мокрые насквозь, хотя мешки все-таки защитили нас от холодного потока, который хлестал по головам. Бабушка рассказала, как она в молодости ходила купаться в пять утра, пока вода в реке чистая. Я тут же захотела и сама так поступать, а бабушка смеялась: Где тебе проснуться? "Но в четыре часа я ее разбудила – и, действительно, вода была и чистая, и холодная, и впечатление яркое. Днем я сильно оттолкнулась ногой ото дна, а там угол бутылочного стекла вырвал из ноги кусок мяса. Шла домой босиком, а за мной по пыли бежал кровавый ручей. Тоже яркое впечатление! Часто ходим с бабушкой по дальним деревням – купить ягод или яблок – идем по песчаным тропкам, переходим босиком речушки, разговариваем с бабушками и малышами – безлюдье, прекрасная русская природа. Все дома в деревне без замков, открыты – хозяева далеко в поле. Ходили за три – пять км. В это лето маме дают путевку в ТБ санаторий в Симеиз. Она берет меня с собой. От Севастополя едем автобусом через Байдарские ворота – все в гору, в гору и вдруг… – Ах! – стеной – на пол – горизонта встает голубое в морщинках море. НАВЕРХУ ХРАМ, и грек продает чабуреки: "Ай чабури, ай, ай, ай" – сладко так поет – как не купить? Жила я – вернее спала – у медсестры. Рано вскакивала и по обрыву спускалась к маленькому пляжу, загороженному с двух сторон скалами, и там играла с морем. Плавала далеко. Один раз видела морского конька – он плыл вертикально, загибая хвостик. Хорошо также повиснуть лицом вниз и смотреть, как рыбки прячутся в морские заросли. К маме я приходила к концу ее завтрака, и мы шли завтракать в кафе. Обедала я одна. Как-то решила вместо обеда потратить деньги на копченую колбасу и шоколадку. Шоколадка оказалась седой от старости и рассыпалась, а кусочек колбасы – таким пересоленным, что я бросила его и все удивлялась, как его ела собачка. 
После маминого мертвого часа читаю ей вслух “Губернские очерки” САЛТЫКОВА – Щедрина – она взяла их в библиотеке – скучная книжка! На обратном пути поезд стоял в Харькове час – гуляли по городу. Солнце было в тумане, а под ногами хрустели жирные насекомые – шла туча саранчи. 
Еще странное явление – на грязном перроне босиком упитанный мужик в одних трусах – Порфирий Иванов – основатель учения о здоровом образе жизни. Забыла рассказать о Севастопольской панораме – знаменита, как и наша Бородинская – и об Аквариуме. 
Аквариум занимает целый дом, и вода в нем через сетку связана с морем. Аквариумы и по стенам, и под нами – рыбы, как бабочки. Морские коньки, бычки и другая прелесть. А у входа на стене укреплена страшная акулья морда – громадная, с меня ростом, морда. Идем через мостик, под ним плавают большущие камбалы с белым брюхом. Потом Севастополь сделали закрытым городом и никого туда не пускали. 

ССОРA. 
Я упала в лужу на глазах всего класса. Все смеялись. Ну, САНЯ, ладно, он всегда такой, а вот своей лучшей подруге не простила. Я ведь дикарем тогда была. Вбежала в класс, швырнула ее портфель и пнула его ногой – разгневалась! Было объяснение. Потрясло меня до волос, когда она поцеловала мне руку. Да разве можно так? Очень мне это не понравилось. Смех хотя бы понятен! А ЭТО ЧТО ТАКОЕ?
Наша Надежда Ивановна улетела – вышла замуж за военного инженера. Пришел к нам новый учитель Василий Васильевич – большой, косолапый, молодой. У него есть мать. Саня и тут насмешничает: "мать – в лаптях". ВВ так серьезно посмотрел и говорит: "Да, в лаптях". Стыдно за Саню! ВВ сразу стал в классе своим. Знал все наши прозвища и употреблял их на уроке. Водил после уроков на природу, делал срезы деревьев, определял возраст. Играл с нами в лапту. Позже – увы – вскрывал живых лягушек и показывал, как у них бьется сердце. Лягушка ведь не кричит от боли, молчит. На переменах мы играли в волейбол. Поставили нам на школьной площадке гигантские шаги. Класс размещается в бывшей церкви. Рядом могилы родителей астронома – автора школьного учебника Воронцова – Вельяминова. Только они глубоко в склепе под памятником в виде высокого куба из черного мрамора – потом его перевезут к парткому и водворят на нем памятник Марксу. А под памятником – дыра, прямо в склеп – и туда наш мяч закатился и пропал. Дочка директора школы Аля взяла ключ от чердака школы – там свалены грудой до потолка разорванные книги из школьной библиотеки: Чарская, Сенкевич и Жорж-Занд и Понсон–дю–Тейраль и другие авторы – Элиза Ожежко, Леся Украинка – обреченные на сожжение; мы подбираем из кучи по тетрадкам и кое–что собираем – прочли всего Сенкевича: “Крестоносцы”, “Камо гредеши”, “Американские очерки”. Мне особенно понравилось описание осады Ясногорского монастыря с чудотворной иконой Божьей Матери в романе “Потоп”. И зачем только мы, глупенькие, каждый раз честно возвращали всё после прочтения на место?

 Новенькая. 
К четвертому классу коллектив уже сложился – и характеры определились – очень индивидуальные – например, Миша – хромой мальчик из деревни – самый старший и рассудительный – в нем чувствовалась мужицкая степенность – в отличие от потомков барской дворни или детей приезжих химиков – лаборантов. Учился он неважно, но как бы сознавал, что это не так и важно, и посмеивался про себя над городскими детишками. Бойкая Галя похожа на дрозда – остроносенькая, с круглыми карими глазами. Она насмешлива и лукава, знает все новости и любит посплетничать. Любочка – единственная дочка в семье – с пороком сердца. Береженая, с белыми локонами и голубыми глазами. Она любит петь под гитару печальные песни: – " Как услышишь печальное пенье, так меня понесут хоронить" Она прожила долгую жизнь – любимая мужем и двумя детьми. Солидная Маруся по кличке – " прокурор " – любит произносить речи и суждения. Ее всегда выдвигают во всякие комиссии или читать стихи. Она толстая и важная. О хозяйственной Тане и моей, другой, ГАЛЕ я уже упоминала. В тот памятный день я опаздывала. Бабушка поймала меня в дверях и сунула мне антоновку. Целый ящик этих яблок стоял в передней и благоухал, как целый сад. Увидев детишек на высокой лестнице, я поняла, что учитель еще не пришел. А ВОН и он сбегает с крыльца учительской. Бегом в класс, пальто на вешалку, шапку с собой в парту. Но что это? Около вешалки стоит и не садится девочка в сером пальто. Лицо ее ничем не примечательно – хороши лишь большие серые глаза. На меня она производит завораживающее действие – это же моя красавица кукла. Саня, сосед, кружится, как на пружинке, и противно скрипит партой. И все вдруг стихают. БЫСТРОЙ ПОХОДКОЙ В КЛАСС ВХОДИТ ВВ! Он сразу замечает немую картину и ободряюще подходит к девочке: “Новенькая? Ну–ну, давай лапку – посадим тебя на вторую парту к Гале – не подведешь? Хорошо учишься?” – “Не знаю” – тихим голосом отвечает она – “Как не знаешь?” – удивляется ВВ – “Ты где училась в первом–то классе?” - “В УЗБЕКИСТАНЕ” – еще тише отвечает она – и вот–вот прольются слезы из ее удивительных блестящих глаз. – " Ну ладно – поглядим. Давай знакомится! Тебя как зовут–то Вера… Фамилия?” – “Андреева”.  Начинается урок грамматики. Неинтересно. А тут еще сидит эта новенькая странная девочка, приехавшая издалека. Нет–нет, да и поглядишь на нее. Вот и перемена. Чижики – вот нахалы – окружили новенькую. Вопросы дерзкие, непринужденные. Вот что узнали – папы и мамы у нее нет, умерли. Бабушка за ней съездила и привезла к себе, сюда. А там у нее осталась серна козочка и друг – мальчик Миша – козочка теперь у него. Дежурные никого не выгоняют из класса – сами заинтересованы. Но вот все вопросы заданы. Теперь подразнить ее женихом Мишей, неожиданно толкнуть. Что еще за смиренница? У Сани экспромтом родились стихи, и он выпаливает их в лицо новенькой " Над могилой, под колом Верка дрыщет молоком " – Как тебе не стыдно? – говорит новенькая – ты на вид такой добрый, красивый – а портишь себя! Удивительно – что она не может отпор дать? И я кричу Ваську, дежурному: "Вот тебе достанется от ВВ" –  Но выгонять на перемену уже поздно. Идет ВВ. Вера занимала мои мысли – узнать, почему она такая – помочь ей? Моя влюбленность как у всякого дикаря, выражается в подарках. Дарю ей свои сокровища. Но вижу, что они ей как бы и не нужны, хотя доброе отношение к себе и мою помощь она ценит. Свои переживания я прячу в творчество. Сочинила такую сказку, но никто не должен догадаться, что это о нас. Сказка такая: Жила – была девочка Оля и были у нее щенок да котенок. Щенок был веселый, только все требовал палку ему бросать, а котенок уже мышей ловил и приносил их в подарок своей хозяйке – только девочка их не любила. Шло время, выросла девочка – вырос и котенок. Теперь кот уже крыс ловил. И девочке не хотелось бы быть капризной и привередливой к такой любви... Но дохлая крыса в подарок?! Брр...! Взрослеть надо, умнея!

 Загадка Веры. 
А дело–то было в православном воспитании. Это был тщательно скрывавшийся и очень опасный секрет, Не из–за него ли и Верины родители исчезли? Бабушка ее воспитывала. И о Боге, и о святых рассказывала светло и интересно. Она внушала Вере, что злоба и коварство часто приводят к временному успеху, но потом, часто по непонятным причинам, всесильный злодей лишается всего или его приковывает тяжелая болезнь. А любовь и добро к людям – и самому человеку хороши, да и другими ценятся. Это Вере понятно, странно только, что в школе так религию ругают – разве она дурному учит? Столько замечательных людей православных стояли выше других и по уму, и по таланту. Многие в монахи ушли или людей лечили... Ну и что, если где был глупый поп – думает Вера, глядя на ВВ, – который занимается обязательной пропагандой на уроке – Он ВВ тоже хороший, но что же он так старается? Много вопросов возникает в детских головках. ИХ они не в силах разрешить сами, и решение их доверят только тем людям, которым верят. Вера верит в религию бабушки, в ее светлый оптимизм, несмотря на все несчастья, в ее доброту и ум. Время идет, а Вера все еще остается новичком. Иногда у нас с ней возникает разговор о прочитанных книгах. Больше всего мне хотелось бы расспросить об ее жизни в Узбекистане, но я боюсь, что на ее чудных глазах снова выступят слезы. Я привязалась к ней всей душой и кажется на всю жизнь. 

Продолжение:

 http://prudkovskij.blogspot.ru/2015/03/22.html